Собака Баскервилей. Острие булавки

– Я уже не верю, – покачал головой сыщик, – что кто-нибудь сможет хоть что-то объяснить. Это как бушующие волны в кромешной тьме, волны, в которые он… в которые он упал. Просто бессмыслица какая-то. Известный человек исчезает, как лопнувший мыльный пузырь! Никто бы не смог… Подождите, – неожиданно насторожился он и пристально посмотрел на священника, который сидел неподвижно, продолжая крутить пуговицу и смотреть на море. – Вы к чему клоните? Уж не хотите ли вы сказать, что… Что вы понимаете, что произошло в ту ночь на пирсе?

– Ох, уж лучше бы это оставалось бессмыслицей, – пробормотал себе под нос отец Браун, а вслух добавил: – Если вы хотите услышать прямой ответ, да, думаю, я понимаю, что произошло.

Какое-то время они оба молчали, а потом служитель правосудия напряженным голосом произнес:

– Вижу, идет секретарь старика из гостиницы. Думаю, мне пора. Схожу-ка я, пожалуй, потолкую с этим вашим безумным рыбаком.

– Post hoc propter hoc?[34] – улыбнулся священник.

– Секретарь не любит меня, – недовольно, но откровенно признался его собеседник, – а я не люблю его. Когда я с ним разговаривал, он задавал такие вопросы, которые не могли привести ни к чему, кроме ссоры. По-моему, это что-то вроде ревности – ему не понравилось, что старик обратился за помощью к кому-то со стороны, не посоветовавшись предварительно со своим чудесным секретарем.

С этими словами он развернулся и пошел через песчаный пляж к тому месту, где чудаковатый проповедник уже угнездился на железной балке и глядел вниз в зеленоватую тьму, точно какой-нибудь гигантский полип или медуза, свесившая ядовитые щупальца в фосфоресцирующее море.

Тем временем священник безмятежно наблюдал за приближением секретаря, которого даже с большого расстояния можно было легко заметить в толпе отдыхающих по строгому фраку и цилиндру. Вовсе не имея намерения вмешиваться в не слишком дружеские отношения между секретарем и частным сыщиком, отец Браун почему-то почувствовал, что больше склонен доверять последнему и его предубеждениям. Секретарь, мистер Энтони Тэйлор, был очень представительным молодым человеком как в одежде, так и ликом. Красота и ум сочетались в его бледном лице, обрамленном прямыми темными волосами, ниспадающими по бокам, как будто указывая на несуществующие бакенбарды. Губы его были постоянно сжаты чуточку сильнее, чем у большинства людей. Единственное, что могло объяснить возникшую у отца Брауна неприязнь к молодому секретарю, звучит довольно странно: ему померещилось, будто он говорит через ноздри. Во всяком случае, из-за его необыкновенно плотно сжатых губ возникало впечатление, будто ноздри его неестественно подвижны и чувствительны, и он общается да и вообще живет, задрав нос и принюхиваясь, как собака. Из общей картины странным образом не выпадало и то, что, когда он заговорил, произносимые им слова звучали резко и отрывисто, точно пулеметные очереди, хотя это довольно неожиданно и неприятно слышать от столь благообразного с виду молодого человека.

Разговор он начал со следующего:

– Полагаю, никаких тел на берегу не обнаружилось.

– По крайней мере, никаких заявлений на этот счет не было, – ответил отец Браун.

– Как и тела убийцы-великана с шерстяным шарфом, – скорее констатировал, чем осведомился мистер Тэйлор.

– Да, – кивнул отец Браун.

Какое-то время уста мистера Тэйлора оставались неподвижны, но ноздри его шевелились так быстро и презрительно, что движение это вполне можно было назвать красноречивым.

Выслушав обычные слова вежливости от священника, он бросил, не скрывая раздражения:

– А вот и инспектор. Наверняка они уже прочесали всю Англию в поисках шарфа.

Инспектор Гринстед, очень загорелый мужчина с острой бородкой, обратился к отцу Брауну с бóльшим почтением, чем секретарь.

– Я подумал, сэр, вы захотите узнать, – сказал он, – что мы не нашли никаких следов человека, который, судя по показаниям, ушел с пирса.

– Скорее, не ушел! – с вызовом произнес секретарь. – Служители пирса, единственные, кто мог видеть человека, который якобы ушел с пирса, утверждают, что никто похожий мимо них не проходил.

– Мы обзвонили все вокзалы и расставили посты на всех дорогах, – продолжил инспектор, – так что покинуть Англию ему будет почти невозможно. Но мне кажется, все это бесполезно. Такое чувство, что этот человек попросту растворился в воздухе и перестал существовать.

– Да его никогда и не существовало! – воскликнул секретарь резким, скрипучим голосом, как будто выпустил пулеметную очередь на уже почти опустевший берег.

Инспектор непонимающе заморгал, но лицо священника, наоборот, постепенно начало проясняться, и через какое-то время он с почти показным безразличием произнес:

– Вы хотите сказать, что этот человек – миф? Или, возможно, ложь?

– О, наконец-то и вы об этом подумали, – сказал секретарь, надменно втянув воздух через нос.