Собака Кантерсельфа

Через какое-то время он понял, что едет не в ту сторону. Ему надо было в город, а он ехал из него. Он включил мигалку и развернулся через две сплошные полосы.

Какой ты гаишник, если пьяным не ездишь и правил не нарушаешь?

Ведь не пил ни капли и такое преотвратное состояние. Может, переусердствовал ночью. После секса жена потребовала еще (Какого слова из трех букв мужчина боится больше всего? Еще!), пришлось еще палку ставить. Но жена у него сдобная, конечно, слов нет. Такой грех отказывать. А то, что голова покруживается, и давление играет, да и хрен бы с ним.

Боль не думала уходить. Большой палец продолжал пальпацию многострадальной башки по периметру, и та с готовностью пульсировала в ответ. Неволин пару раз чуть не въехал то в бок, то в зад другим машинам. Потом вдруг обнаружил себя на Атлетической. Долго пытался вспомнить, куда же он, в конце концов, ехал. Вроде по делам, но не был уверен. В конце концов, он решил заехать домой и пообедать.

А я и еду домой, вдруг понял он. На автопилоте, как пьяный.

Вскоре он подъехал к воротам коттеджа. Величественные мачтовые сосны раскачивались, почти касаясь дороги. Все в лесу ходило ходуном. Коттедж тоже качался. Ну и ветрище, подумал Неволин. Он вышел, открыл ворота, которые так и норовили вырваться из рук, но с неизвестной целью, потому что заезжать не стал.

Противна была сама мысль садиться вновь за руль. Он решил выпить таблетку аскофена. На звонок выскочила Зося, разрумянившаяся, над передником в разрезе обширные дебелые груди. Не то что у той красотки из кабриолета, но тоже ничего.

– Ты чего так рано? – были первые слова жены, в них почудилось недовольство и настороженность.

– Башка разболелась. Пожрать собери чего-нибудь. И таблетку дай. Лучше две.

Он повесил кобуру, вернее пытался повесить на вешалку, но промахнулся, кобура упала, он даже не пытался ее поднять. Однако подумал он. Растаскивает все сильнее. Если так и дальше пойдет, скорую придется вызывать.

– Скорую не надо. Поешь борща, дам тебе таблеточку, если захочешь, просто дам, все и пройдет.

– Додавалась уже. Все из-за тебя, – угрюмо обвинил ее Неволин.

Он кое – как дополз до кухни и упал на крайний стул, хотя всегда сидел на другом.

Накрывая на стол, Зося сновала мимо, задевая его обширными бедрами. Когда Неволин ел щи, он всегда вспоминал слова одного сумита, расстрелянного в последствии за бандитизм, утверждавшего, что русским памятник надо поставить за то, что они щи придумали. Он навернул тарелочку душистых щей вприкуску с ветчиной из индейки, и ему заметно полегчало. Да в такой степени, что он перехватил снующую Зосю за талию и погрузил жирные губы ей в груди.

– Отошел уже? – игриво спросила она.

– Типун тебе на язык! Что значит отошел? Смерти моей желаешь? Молодого нашла?

Она надулась.

– Ну ладно, пошли в спальню, побалуемся, – смилостивился Неволин.

И тут он явственно увидел в ответном взгляде напряжение. Прозрение молнией обожгло мозг.

– В спальне кто-то есть? – вскричал он. – Голый в шкафу? В глаза мне смотреть!

– Дурак! Совсем мозги своротило с твоими уголовниками! – вспылила Зося.

– Никого нет, говоришь? А что же ты тогда в спальню не хочешь со мной идти?

– Теперь точно не хочу!

– Ага! Что и требовалось доказать! – торжествующе вскричал Неволин.

Он шатающейся походкой добрел до прихожки и вынул из висящей на вешалке кобуры умхальтер. Стены плясали в ритме вальса, когда он шел в спальню. Он подошел к шкафу-купе и сразу видел, что тот подрагивает и подскакивает.

– Поезд прибыл! Отворяй! – крикнул он и, взведя револьвер, с рокотом отодвинул дверцу в сторону.

И сразу увидел его. Вернее его эрегированный член. Стресс, а у него стоит, удивился он. А потом он увидел лицо. Точнее свинячий пятак в пол-лица. Так и было. В шкафу стоял голый мужик с головой свиньи, полностью изготовленный для любви. Неволин закрыл глаза и потряс головой. Отфыркавшись, он открыл глаза и увидел лишь висящую на вешалках одежду.

– Никого! Зося, никого! – радостно вскричал он.

– Конечно, дурачок, никого! Ты у меня единственный, – жена прижалась к нему всем телом. – А теперь можно и побаловаться.

Самой крупной криминальной группировкой в городе оставалась группировка, где держал цвет Илья Шерматов по кличке Шерхан. Сразу несколько человек исправно стучали на Шерхана майору Шорохову, и сравнительный анализ показывал, что гражданин Базлов неоднократно показывал наиболее полную осведомленность. Майор созвонился с ним по сотовому и назначил встречу в укромном месте за гипермаркетом ВДВ. Вскоре он разглядел согбенную фигуру стукача и коротко мигнул фарами. Тот плюхнулся рядом и попросил куда-нибудь уехать.

– Стекла тонированные, никто тебя не увидит. Что-то ты нервный стал. Мне из-за твоих нервов бензин тратить не резон, – возразил Шорохов и никуда не поехал.

От Базлова за километр разило тюрьмой. Серая одежда, серое лицо, все руки в татуировках. Даже на члене татуировка. По ней майор его и вычислил, когда изнасилованная женщина вспомнила в подробностях, что у него там было нарисовано.