Собака, любовь и семья

Не исключено, что при более взвешенном подходе эксперимент закончился бы вполне удачно, учитывая великое разнообразие собачьих пород. Крупные и мощные собаки красивы и обладают спокойным нравом, но нуждаются в физической нагрузке и интенсивных тренировках. Мелкие породы — мальтийская болонка, бишон фризе, мягкошерстный уитонский терьер, западно-шотландский терьер и другие сообразительные, общительные и хорошо поддающиеся обучению собаки — могут довольствоваться сравнительно небольшими нагрузками. Они гораздо лучше подходят вечно занятым горожанам и жителям пригородов. Однако в Монтклере — если верить регистрационным документам — эти породы встречаются почти втрое реже крупных, энергичных служебных и охотничьих собак.

Сэм сказал, что выбрал лабрадора, поскольку постоянно видел собак этой породы по телевизору и в журналах и поражался тому, насколько они красивы.

Прогуливаясь по Монтклеру в компании других владельцев собак, я то и дело натыкался на различные версии этой истории. Оказалось, что Руди не одинок: в городе было множество крупных и сильных рабочих собак, мучающихся от безделья. Эти любящие создания, стремящиеся подружиться с человеком, в буквальном смысле слова не находили ни одной живой души. Хозяева всячески ограничивали их во время прогулок, а собаки изо всех сил рвались на свободу, как будто стремясь выжать все возможное из этих жалких нескольких минут.

Как видно на примере Кеоса, рабочие собаки не обязательно должны пасти овец или приносить дичь. Их вполне удовлетворят и другие занятия — игра с мячом, погоня за мелкой живностью в лесу или в парке, общение с любящим хозяином. Если ничего этого нет, собаки нередко попадают в беду.

Дни сменяли друг друга, а Руди по-прежнему сидел, скорчившись в конуре или кружил вокруг своего дерева; с каждой новой встречей он держался все более замкнуто. Когда-нибудь настанет момент, и он «сломается». Иногда мне кажется, что в его темных глазах уже не видно живой души.

IX «Ну, разве она не прелесть?»

После обеда Тома Фогарти с Пенни почти всегда можно было застать возле изгороди, окружающей стадион, — как раз напротив его домика с растениями в горшках и американским флагом, — они приходили посмотреть на тренировки школьных команд. Как правило, с трех до шести Том выходил прогуляться по свежему воздуху. Сутулый старик, независимо от погоды одетый в спортивную куртку, серые брюки и кепку, неторопливо с трудом брел по тротуару. В одной руке он держал собачий поводок, в другой сжимал трость.

Несколько лет назад он похоронил жену: ей было только пятьдесят два года, когда она умерла от рака.

— Дети тоже разъехались кто куда, — рассказывал Том, присвистывая через прореху в верхних зубах. — Их у меня трое, но они не часто приезжают повидаться.

На вопрос о возрасте старик ответил уклончиво и, усмехнувшись, добавил, что бегом бежит к восьмому десятку. Тем не менее, он все еще работал: четыре раза в неделю отправлялся на своем потрепанном «бьюике» за несколько миль от города на бензоколонку, где исправно заправлял автомобили.

Поддерживать с ним разговор оказалось непросто. Том постоянно озирался по сторонам и, увидев приближающегося прохожего, поспешно уходил с тротуара, волоча за собой короткошерстную остромордую собаку, непрерывно вилявшую хвостом и так же непрерывно лаявшую.

На первый взгляд Пенни с Томом казались ровесниками. Она была приземистой и коренастой, почти беззубой, сверкала проплешинами на крупе и лапах — три года назад, когда дочь подкинула ее Тому, все тело собаки было покрыто паршой.

По словам старика, дочку, которой пришлось переехать в Сиэтл, очень волновало то, что он остается совсем один. Поэтому, уплатив положенное вознаграждение местному приюту, она приобрела собаку и сделала отцу сюрприз, подбросив ее под дверь его дома. С умилением вспоминая об их первой встрече, во время которой Пенни «чуть не отгрызла» ему ногу, старик посетовал, что «зубы у нее уже не те». Он признался, что влюбился в нее с первого взгляда.

Бывший хозяин Пенни оставил ее привязанной у дверей приюта. Сотрудники рассказали мне, что собака прожила у них целых полтора года, и за исключением вышедшего на пенсию школьного учителя, желающих «удочерить» ее не нашлось, да и учитель на следующий же день привел ее обратно, не выдержав непрерывного лая.

— У меня никогда не было собаки, а жена предпочитала кошек. Но перед отъездом дочь зашла ко мне и просто подбросила ее вместе с миской и поводком. Она сказала: «Папа, я не могу представить, как ты тут будешь один». Так что, все правильно, — добавил Том, — Пенни ведь тоже была одна.

— Сам не знаю почему, но мы отлично поладили. И не разлучаемся вот уж сколько лет.

Пенни почесала за ухом и свирепо залаяла, словно выплевывая звуки из практически беззубого рта.

— Разве она не прелесть? — просиял Том.