Собака Раппопорта

— Правильно, — облегчение, испытанное Хомским было велико и откровенно, он вдруг утратил над собой власть и немного расплылся, поредел, заполнил пространства больше, чем требовалось заурядному индивиду. Но Иван Павлович отнесся к этой незадаче снисходительно: он был воспитанный человек и не дергался, когда в его присутствии рыгали, например, или выпускали газы — а здесь, как он догадывался, случилось нечто подобное, столь же непроизвольное и конфузное.

— Пойдемте сейчас! — Иван Павлович вскочил на ноги, но его зашатало, он повалился обратно.

— Куда, куда, — засуетился Хомский, плотнея с каждым слогом. — Еще ночь на дворе, какая может быть Академия!

— Тогда собаку… она разгуливает как раз сию минуту… вы слышите, как она воет?

Действительно: издалека донесся леденящий душу вой.

— Может быть, это вовсе не она, — поспешил возразить Хомский. — Может быть, это милиция или скорая помощь. Поехали кого-нибудь спасать. Возможно, они привезли кого-то спасенного…

Спор затянулся; вой длился себе, меняясь тональностью и временами действительно напоминая не то сирену, не то автосигнализацию; иногда он смолкал.

Было пять утра, когда Хомский и Ватников на свой страх и риск решили спуститься хотя бы в приемное — куда уж там ехать до Академии — и посмотреть.

Прав оказался Хомский: приехала скорая.

По коридору разгуливал ее сотрудник, старичок лет восьмидесяти, в фирменном облачении. Он посмеивался, чесал себе промежность, показывал гениталии.

Старичок интересовался сквозь смех:

— Где у вас тут пописать?

— Вот, — ему указали на ведро, он помочился.

Сыщики стояли в сторонке и сумрачно наблюдали за ним.

Вскоре вышел Васильев: сегодня выдалось его дежурство. Он сослепу не признал коллегу, задал вопрос:

— И что это дедок такой веселый? Ходит везде, членом трясет…

— Да он не веселый, он пьяный.

Доктор со скорой был до того стар, что позабыл не то умереть, не то уволиться. Хомский поводил за ним Ивана Павловича; со старичком за компанию они заглянули во все закоулки, осмотрели подсобные помещения — мерно стрекочущая тишина, рабочая обстановка. Разве только в одной смотровой Раззявина принимала инфаркт, который двумя часами раньше привез доктор Кузовлев. Доносился неприятный диалог:

— Ну, где у вас инфаркт?

— Да вот же он. Кашляю, горло болит, сопли из носа…

— Но почему же инфаркт?

Снисходительно:

— Сердце ведь слева?

Напряженная тишина.

— Ну, допустим.

— Так вот из левой ноздри сопля длиннее раза в два. Все тянется и тянется — это инфаркт!

7

— Вам надо остерегаться процедур, — посоветовал Ватникову Хомский. — Особенно капельниц. Я не думаю, что вас собираются убить, но вывести из строя могут. Вы будете лежать пластом до самого конца — Николаева или Медовчина. Медовчин, повторяю, вероятнее, потому что Дмитрию Дмитриевичу и без того конец. Его выпроваживают на пенсию. Я слышал, как разговаривали в узельной… в бельевой то бишь. Санитарки. Они говорили совершенно недвусмысленно.

Иван Павлович лежал неподвижно и смотрел в потолок.

— Надо прокатиться в Академию, — сказал он твердо. — Пока я еще полон… наполовину полон сил.

— Ну и поехали прямо сейчас! — воскликнул Хомский.

— И хорошо бы еще завернуть в аптеку…

— Не возражаю. Правда, это создаст помехи — в Академии вас унюхают, доктор.

Ватников отмахнулся:

— Это же вояки. Они и носом не поведут…

— Это верно, — согласился Хомский. — Вы выплюнули таблетки?

— Разумеется, — Иван Павлович даже позволил себе шутливо козырнуть Хомскому. К сожалению, это заметил Миша, и Ватникова смутило понимающее выражение его лица.

— Надо спешить, — проскрипел сыщик. — Держите себя в рамках, мой дорогой друг. Не надо этой бездумной удали, этого шапкозакидательства… И очень прошу вас: когда разговариваете со мной — не раскрывайте рот. Вы влипнете в какую-нибудь историю.

Иван Павлович, которого еще изрядно пошатывало после вчерашней капельницы, переоделся в выходное платье, взял трость. Он обратил внимание, что Хомский, вечно державший руки в карманах кофты, вытянул ее уже до пят и этим в какой-то мере уподобился настоящему призраку, каких рисуют.

— Академия — крепкий орешек, — рассуждал Хомский. — Это тебе не отдел кадров в сонном королевстве. Там нужен подход и маневр, то есть хитрость.

— Рыться в делах меня точно не пустят, — убежденно отозвался Ватников, спускаясь по лестнице и обессиленно держась за перила.

— Обойдемся без дел. Мы побеседуем с униженными и оскорбленными — такие всегда найдутся.

Вышли не сразу, предварительно заглянув к Бронеславе Виссарионовне. При виде их она встала из-за стола и повернулась спиной. Она глядела в окно, а Ватников, науськиваемый Хомским, безжалостно добивал ее, вколачивал гвозди куда придется: