Собака снова человек!

Одно и то же. Вот зануда! Чтобы скоротать время, я взглянул на себя в огромное зеркало, висящее на стене. И что во мне может не нравиться Антипу? Молодость, стать, борода, посох. Да, чуть главное не забыл: люблю я эту рыжую маленькую пигалицу больше жизни! Что ему, собственно, еще надо? Вот я, когда у меня появятся дети, буду идеальным отцом. Никаких дурацких запретов, хочешь жениться — пожалуйста, не хочешь — не надо. Буду отпускать гулять допоздна и разрешу есть сладкое сколько влезет.

От таких мыслей настроение у меня улучшилось, и я нашел в себе силы прислушаться к урагану, который всё еще бушевал в комнате. Как и следовало ожидать, Антип перешел в глухую оборону и только изредка робко пытался что-то возразить дочке.

Пожалуй, пора завершать наш милый семейный междусобойчик. Если Селистенку вовремя не остановить, она может еще долго бушевать со свойственной ей категоричностью. Я смиренно сложил руки на груди и, поймав момент, когда замолчали оба спорщика, полным благоговения голосом спросил у Антипа:

— Можно я буду называть вас папой?

Надо было видеть лицо премьер-боярина! Такого смятения чувств на лице человека описать невозможно. Правда, чуть более ярко, чем другие, читалось желание прямо сейчас меня придушить. Но надо отдать должное выдержке Антипа. Душить колдунов — это, знаете ли, дело не безопасное, они имеют свойство сопротивляться такому негуманному процессу.

— Ты что, серьезно? — раздалось в моей голове.

— Что серьезно? — искренне удивился я.

— Ты хочешь называть моего отца папой?

— Что за чушь? Нет конечно же! Если я стану его сыном, то ты станешь моей сестрой, а на сестре жениться мне не позволяют моральные принципы.

— Так какого лешего ты его пугаешь?!

От вопля суженой моя голова затрещала как перезрелая тыква.

— Моего батюшку чуть кондрашка не хватил, а с него как с гуся вода!

— Он первый начал, — буркнул я, — и к тому же теперь наш милый спор закончен на оптимистичной ноте.

Я уже приготовился принять очередной выпад моей невестушки, как вдруг услышал:

— Привет, дурень усатый!

Этот голос, как и приветствие, могли принадлежать только одному человеку — бывшей няньке Селистены, а ныне управляющей всем Антиповым хозяйством, Кузьминичне. Эта женщина вообще имеет свойство появляться в нужном месте и в нужное время.

— А ты ничуть не изменился, только появился — и уже весь дом вверх дном! Три года тихо-мирно жили, и на тебе: крики, ссоры и прочая суета. Видно, не очень-то на тебя учеба повлияла, как был балбесом, так им и остался.

Для постороннего могло показаться, что выслушав подобное приветствие, я должен был обрушить на голову говорившей всю свою колдовскую силу или, на крайний случай, смертельно обидеться. Можете не сомневаться, если бы на ее месте был кто-нибудь другой, я бы давно метал громы и молнии, а если бы это был мужчина, набил ему морду. Однакотут совсем другой случай. И дело даже не в том, что терпел старушку, когда расхаживал по дому в собачьей шкуре (а тогда возмущаться было глупо), а в том, что Кузьминична мне глубоко симпатична.

Она, конечно, частенько ведет себя словно старая грымза, но есть в ней что-то такое, что вызывает уважение. Спросите что? Так я не смогу вам ответить на этот вопрос. Я вообще не люблю забивать себе голову всякой чепухой, а своим чувствам привык доверять. К тому же главным для нее в жизни давно стало здоровье и благополучие своей воспитанницы, и тут наши чаяния абсолютно совпадают.

При такой вот раскладке тот нюансик, что характер у нее скверный, а рука тяжелая, большой роли не играет. Отношения у нас, конечно, сложные, но ценно то, что камня за пазухой она держать не станет — врежет сразу промеж глаз, и дело с концом.

И последнее, на мой взгляд самое важное, ее качество, которое, не скрою, мне ближе всего: именно в ведении Кузьминичны находится кухня и кладовая со всеми вытекающими отсюда последствиями. В общем, с какой стороны ни взгляни, а хорошими отношениями со старой нянькой я дорожил всегда.

— Погоди, Кузьминична! Я тут слышал, без меня нечисть распустилась? Так это ненадолго, пусть все узнают, что Даромир вернулся!

— Вроде и повзрослел, а всё такой же болтун, — не вполне логично заметила нянька.

— Можно подумать, ты не рада моему возвращению, — хмыкнул я и, заметив, как перекосился от этой фразы Антип, мило скрасил ситуацию белозубой улыбкой.

— Каким ты был, таким ты и остался, — уже мягче произнесла Кузьминична и, вздохнув, добавила: — Да рада, конечно. Это не дело, когда какие-то зубастые твари на лохматых ножках к нашей кровиночке по ночам шастают.