Собаки Европы

Он с удовольствием произнёс загадочные русские слова.

«Не вижу значка… — он удивлённо и огорчённо покачал чисто выбритой головой. — Хм. Знаете, не следовало мне с вами говорить. Извините. Такие уж у нас правила. Если кто-то узнает… Не так уж легко добыть разрешение…»

Он отвернулся, стал искать в карманах деньги. Но Терезиус Скима видел, что так просто всё не закончится. А я неплохой психолог, отметил он, когда человек вдруг обернулся. Непонятная гордость переполняла его — и ему, отметил Скима, очень хотелось ею поделиться.

«Хорошо, я скажу вам, — понизил голос этот любитель России. — Я получил визу в Райх. Сегодня ночью уходит мой поезд на Минск. Я увижу Райх собственными глазами. Страшновато, конечно, но я целый год слушал эти их нудные лекции, платил за языковые курсы, переводил деньги на церкви…»

«Не может быть, — сказал Терезиус Скима голосом убеждённого скептика. — Так просто в Райх никто попасть не может. Это всем известно. Вы, наверное, шутите. Ха-ха…»

«Ну, это вам туда так просто не попасть, — язвительно ответил этот дурак, уже барахтаясь на заброшенной Скимой удочке. — В такой одежде, в таком виде, как у вас, туда точно не попадёшь. В Райхе не любят мужчин в юбках. Как и всех этих моднявых пидоров, декадентов, богему, марсиан, новых европейцев. Нет, я против вас ничего не имею. Мода есть мода. Но если вы хотите записаться в наше общество — придётся расстаться с некоторыми привычками. Или, по крайней мере, засунуть их на какое-то время в то место, которое в Райхе не ассоциируется с любовью».

Старый букинист всё силился что-то сказать, крутил волосатым носом, но они уже забыли о его существовании.

«И всё же звучит невероятно, — сказал Скима. — Вы хотите сказать, что уже завтра будете по ту сторону границы? Думаю, они вас обманули. Это так по-русски. Взять деньги у нас, глупых европейцев, и ничего не предложить взамен. Я имею в виду: ничего достойного. Конечно, что-то они вам покажут. Пограничные вышки и потёмкинские деревни. Но чтобы целый город…»

«Хотите взглянуть на билеты? — обиженно спросил член общества «Drug Rossii». — Вот. А вот виза. Они дают не только электронную, но и бумажную. Представьте себе. Вот, смотрите, целая книжечка. Орлы, печати. Нет, извините, я только покажу, в руки дать не могу. Сами понимаете. Такая удача. Кстати, как вас зовут? Я — Матти Мартинен, из Хельсинки».

Лгать было ни к чему.

«Терезиус Скима, из Берлина», — протянул ему руку агент.

«О, Берлин, — сказал Матти. — Так вы немец».

«Я берлинец, — быстро сказал Скима. — Интересуюсь русской поэзией».

«Поэзией? Я не знаю, что это такое, — сказал Матти, пряча документы в карман. — Но в Райхе всё великое, всё огромное. Не сомневаюсь, что и эта ваша поэзия тоже. А у меня с детства слабость к великим целям и большим вещам. Мой отец голосовал за Великую Европу. А я голосую за Великую Россию. Я за дружбу и мир с Райхом. Надеюсь, вы тоже. Последняя война была глупостью. Мы все прекрасно знаем, где заканчивается Европа и где начинается Райх».

«Абсолютно согласен», — сказал Терезиус Скима.

«Они просто вернули себе то, что принадлежало им по праву, — сказал Матти, сунув старику монеты. — Так вы нашли что искали? Эту вашу… поэзию?»

«Я зайду сюда завтра, — сказал Терезиус Скима. — У меня завтра в Вильнюсе целый день. А вы будете любоваться минскими красавицами, выбирать на базаре хрусталь и лакомиться блинами с икрой».

«Ну, это всё стереотипы, — засмеялся Матти, нежно придержав для Скимы двери. Они вышли на улицу, где уже начало темнеть, и рядышком двинулись вперёд по тротуару, который тянулся вверх, к большому зданию, напоминавшему университет. — Блины, икра и красавицы — это прошлое. Меня интересуют идеи. Идея империи была похоронена сто лет назад. Но не успело пройти и полстолетия со дня её похорон, как великий образ возродился из пепла. Я думаю, что это и есть то уникальное самовоспроизводство, которым так знамениты русские… То мучительное, но вовсе не губительное и никогда не кончающееся прохождение через исторические циклы, которое всегда переживала Великая Россия. Эта способность растворить великую идею в простых людях, чтобы в нужный момент кристаллизовать её и получить сгусток исторической, политической, духовной энергии… Вот всё это мне и хочется увидеть своими глазами. И кто знает, может быть, даже почувствовать самому. Хотя бы на три дня побыть частью чего-то великого, исторического, восстающего из пепла… Понимаете, о чём я?»