Читаем Собеседники на пиру полностью

Собеседники на пиру

Эти нарушения в некоторых случаях скрадываются при чтении вслух: наоборот может произноситься как навборот, сообщенья как собщения, что восстанавливает анапестическую схему.

Начальная стопа анапестической строки часто имеет дополнительное ударение, обычно на первом слоге. Ср. хотя бы зачины параграфов I и II (с. 1–3, 12–13):

Взбаламутивший мореВетер рвется, как ругань с расквашенных губВ глубь холодной державы…Здравствуй, Томас. То — мойПризрак, бросивший тело в гостинице где-то…

Всего таких случаев 93 (не считая спорных), что составляет 31,7 % от общего числа метрических строк. Дополнительные ударения на других стопах случаются много реже — их около 10 (ср., например строку 109: «чтоб вложить пальцы в рот — в эту рану Фомы»)[422]. В шести случаях ударение на сильном месте пропущено:

130: мы в ней неразличимей171: человеческим голосом и обвиняет природу209: Рая, как затянувшийся минус256: их и нетопырей272: для сетчатки — поскольку он необитаем311: Чем белее, тем бесчеловечней

Описанные ритмические вариации разнообразят анапест, хотя в целом он — как свойственно трехсложным метрам — создает впечатление монотонности. Оно тем более ощутимо, что «Литовский ноктюрн» — стихотворение длинное, даже нарочито растянутое. Заметим, кстати, что оно в значительной степени состоит из пространных повествовательных фраз и насыщено протяженными словами — часто пятисложными, с ударением на третьем слоге (амальгамовой, бесконечностью, бестелесности, взбаламутивший, заболоченных, завершается, затянувшийся, колокольная, оловянная, отбеляющих, ощетинившись, перевернутость, разделенную, растекается, расширение и мн. др.)[423]. В эмиграционный период Бродский сознательно стремился к однообразной «нейтральной» интонации, которая присутствует и в «Литовском ноктюрне». Однако монотонность нарушается различными приемами, порождающими внутреннее напряжение стиха.

Прежде всего, параграфы «Литовского ноктюрна» резко различаются по длине[424] и построены очень разнообразно. Восемь из них (III, IV, VI, VII, XII, XIII, XIX, XX) представляют собой по два шестистишия[425]. Они строятся по схеме аВсаВс dEfdEf (прописными буквами обозначены женские рифмы, строчными — мужские). Три параграфа (VIII, X, XIV) представляют собой по три шестистишия, зарифмованные аналогичным образом. Один параграф (II) состоит из единственного — и по тому же принципу зарифмованного — шестистишия. Все остальные параграфы нарушают эту основную строфическую и рифменную схему, причем каждый раз иначе:

I: AbCAbCdEdEV: аВаВ cDcD eFgEFgIX: аВсаВс dEfddEfgHigHiXI: аВсаВс DeDefGhfGh[426]XV: аВссаВс dEfdEfgHigHiXVI: aBcaBc dEfdEfgHHgXVII: aBcaBc dEfdEfgHigHHiXVIII: aBcaBc DeDeXXI: aBcaBc dEEdfGGf

Рифмующиеся строки, как правило, неравностопны. Сложность, замысловатость и разнообразие рифменной схемы повышается и тем, что время от времени в ней появляются внутренние рифмы. Ср. хотя бы строки 34–35:

чуть картавейчуть выше октавой от странствий вдали…

Очевидно также несоответствие между метрической схемой и графикой. Анапестическая строка сплошь и рядом делится на две, а то и три части, располагаясь по нескольким соседним графическим строкам (например, строки 9–10, 29–30, 49–51):

И подобье лицарастекается в черном стекле…вожжи рвети кричит залихватски «Герай!»Поздний вечер в Империи,в нищей провинции.Вброд…

Число графических строк оказывается заметно больше (335), чем число метрических строк (293). Это нередкий прием в русских стихах, написанных многостопным анапестом (ср. хотя бы «Девятьсот пятый год» Пастернака), но Бродский подчеркивает его специфическим расположением строк на листе, о чем мы будем подробнее говорить далее.

Перейти на страницу: