Собибор. Взгляд по обе стороны колючей проволоки

Не меньший публичный отклик получила и его вторая книга «Золотая жатва» (2011 г.), в которой акцент делался на экономической мотивации поляков в соучастии в политике геноцида. Например, о том, как жители деревень, окружавших лагеря смерти, активно торговали с охранниками: в обмен на золото жертв местные жители поставляли алкоголь, еду, а также оказывали сексуальные услуги. С приходом немцев в деревнях местные жители также нападали на своих односельчан-евреев, а убийства непременно сопровождались грабежами. Точно также прибыльным оказывалось и соучастие в организуемых нацистами облавах. Не менее позорным стало появление шмальцовников, тех поляков, которые шантажировали бежавших из гетто евреев. В обиходном языке эти действия назывались «вытапливанием жира»[34]. Однако это не отрицает того, что тысячи поляков под угрозой своей жизни укрывали у себя евреев. За это они получили потом звание Праведников народов мира. К сожалению, отношение к ним в Польше было неоднозначным: немало было и тех, кто, укрывая беглецов из гетто, вымогал у них крупные суммы денег. Показательна цитата из «Церковного отчета из Польши за июнь – середину июля 1941 г.», составленного подпольщиками и переданного в правительство Польши в изгнании (т. е. в Лондоне): «особым проявлением Божьего Промысла, что немцы, помимо всяческого вреда, какой они причинили и продолжают причинять нашей стране, в одном этом отношении положили доброе начало, показав возможность освобождения польского общества от еврейского грабежа, и открыли нам дорогу, по которой – конечно, не так жестоко и не так грубо – нам надлежит идти»[35].

Ограбление евреев продолжалось даже после их убийства. В частности, уже в послевоенные годы места, где ранее находились лагеря смерти (те же Треблинка или Белжец), стали центром притяжения местных жителей, которые перекапывали территорию и искали золото и другие предметы. Ведь многие обреченные на смерть выкидывали свои ценные вещи, не желая, чтобы они достались нацистам. Теперь их поисками занимались мародеры. В некоторых случаях жители не останавливались ни перед чем: например, директор кирпичного завода, располагавшегося около Белжеца, нанял группу «ныряльщиков», которые работали около выгребных ям лагеря смерти и приносили весьма богатую добычу. В отчете двух польских чиновников, которые посетили в сентябре 1945 г. Треблинку, содержатся следующие сведения: «Нужно упомянуть, что на территории, где находится Тремблинка, господствуют чудовищные отношения. Население, обогатившееся золотом, вырытым из могил, занимается грабежом и ночными нападениями на соседей. Мы пережили огромный страх, когда в одной халупе, в нескольких сотнях метров от той, где мы ночевали, женщину жгли огнем, добиваясь таким способом, чтобы она выдала место, куда спрятала золото и ценности»[36].

Не многим лучше ситуация складывалась и на территории оккупированной Литвы, где в годы оккупации были убиты 200 тыс. евреев, т. е. 97 % их предвоенной численности. Эти убийства совершались преимущественно литовскими коллаборационистами, причем нередко соучастие в преступлениях мотивировалось экономическими причинами. Как в дневниках подметил местный житель К. Сакович: «Для немцев 300 евреев – это 300 врагов человечества, для литовцев же это – 300 пар обуви, белья и т. п.»[37]. В 2017 г. книга литовского общественного деятеля Р. Ванагайте «Свои» вызвала в стране широкий резонанс, т. к. ее цель состояла в том, чтобы показать роль именно литовских националистов (в том числе и чествуемых сегодня как национальных героев) в политике уничтожения[38].

Эта проблема актуальна и для других территорий бывшего СССР. Так, российский историк Л. Симкин приводит следующие отрывки из уголовного дела, которое рассматривалось военно-полевым судом 8-го гвардейского танкового корпуса в январе 1944 г. в отношении ряда советских коллаборационистов. В частности, речь идет о Е.Г. Устинове, 1905 г.р., выходце из семьи крестьян-середняков, маляре, который в конце сентября 1941 г. активно помогал немцам выявлять и расправляться с теми евреями, которые пытались избежать гибели в Бабьем Яру: «Вечером я нес ведро вина к себе на квартиру… По пути я услышал шум в садике и вернул туда. Подойдя ближе, я увидел, что люди закапывают пойманных евреев. Увидев это, я оставил ведро с вином своему сыну Николаю, а сам сбегал за лопатой и стал помогать закапывать. Всего мы закопали 6–7 человек, некоторые из них были еще живы»[39].