Наконец солнце стало садиться в тот короткий холодный зимний день. А битва все не кончалась. В лучах заката бойцы казались фантастическими созданиями с огненными очертаниями, марионетками в руках богов, которые затеяли какую-то игру теней со смертельным исходом. В ратном поле, залитом кровью, была некая ужасная красота: небо окрасилось в ярко-рыжий цвет, одни воины стонали и изгибались, падая прямо в объятия товарищей и тут же испуская дух, другие распевали короткие боевые кличи и снова ввязывались в драку, чтобы убить того, кого успеют, прежде чем их самих отправят на тот свет.
Высоко над головами показалась стая диких гусей, и вновь черные тени заслонили солнце. Некоторые воины замерли посреди битвы и посмотрели наверх. Они не могли ни о чем думать, не находилось нужных слов для выражения того, что творилось в сердце при виде безмолвных призраков с черными крыльями, проплывающих где-то далеко в небе и скрывающихся на западе в лучах палящего и исчезающего за линией горизонта солнца.
В одно мгновение произошли три события. Чанат застонал, перестал сражаться и укрылся среди горстки других воинов. Аттила прямо перед глазами гуннов, объятых ужасом, уронил голову и схватился за грудь. Затем из его рук выпал меч. Каган немного покачнулся, и в этот момент воины увидели, что в предводителя попала стрела с черным оперением. Рана не была пустяковой. Наконечник застрял между ребрами в плотной грудной мышце, хотя и не задел сердце. Аттила отломал древко и откинул его прочь, прикрыл рану кожаной курткой, завязал узлом и снова выпрямился.
Почти в тот же самый миг донесся таинственный звук откуда-то издалека, приглушенный и зловещий, проникший сквозь пелену пыли. Сражающиеся замерли и зашатались, будто сонные. Один из кутригуров остановился, занеся руку для удара, и повернулся в сторону. В тот момент его могли убить, но снова донесся звук, и противник — Есукай, бок которого от плеча до бедра был залит кровью, — также затих и как слепой посмотрел на запад.
В третий раз послышался этот звук, невероятно печальный, заставивший дрожать воздух и землю. Кутригуры перестали сражаться. Старый вождь повернулся и застыл. Словно некий невидимый бог дал сигнал закончить битву. На ратном поле воцарилась тишина. Оно замерло в ожидании.
Глава 8
Захваченные в плен, раненые и проклятые
Пыль рассеивалась, ее относило ветром в сторону. Невысокие костры все еще потрескивали, деревенские лачуги были охвачены пламенем, но колючие заросли исчезли, оставив после себя лишь пепел там, где горел огонь. Казалось, будто пролегла граница в какой-то сложной и смертельной игре.
Воздух становился чище. Небо приобрело насыщенный темно-синий цвет. На нем блуждало одинокое золотое светило.
Кутригуры и их враги, посмотрев в одну сторону, увидели вдалеке пламя, вспыхнувшее на горизонте. Небольшое, но заметное, оно появилось на востоке в пяти милях от того места, где сражались воины. Там находился лагерь кутригуров. В темно-синее небо взвился столб дыма, будто это был дым из горна или черный дым из проклятых нефтяных промыслов на диком побережье Хорезма, затмевающий даже далекий чистый свет, озаривший небеса.
Последний друг Аттилы — черный огонь.
Наверху по низкому холму, вероятно, на расстоянии полумили, двигалась, еле переставляя ноги, толпа несчастных. Не армия доблестных воинов явилась на зов о помощи в трудный час, вознаграждая за некогда проявленный гуннами героизм. Как и говорил Аттила, спасители отличались не силой, а слабостью: исхудавшие руки старцев были скрючены, женщины связаны вместе самодельной пеньковой веревкой, дети едва шевелились и капризничали. Около сотни из них, а возможно, больше, испуганно держались за копье.
Громкий сигнал рога донесся снова. Это трубил Гьюху. Вместе с Кандаком и отрядом из двадцати человек он показывал на небо на востоке, где опускалась темнота. Затем вскочил на коня рядом с пленниками, связанными, закованными в кандалы и подавленными. Рог, в который трубил гунн, имел форму огромного полумесяца из слоновой кости желтого цвета, потрескавшегося от времени. Это был священный рог жрецов-кутригуров, выкопанный много лет назад из-под земли — полый внутри клык какого-то древнего животного, чьи кости выпали из желтой пыли в осыпавшемся известняковом холме. Его потомки, вероятно, уже более не топтали поверхности земли.