Собирая тьму

Пайпер медленно кивнула. Она еще не бывала в Хабинале, она не ожидала, что тут так… мило. Были ли те города такими до войны? Хабинал не был идеальным, но она не видела поблизости заброшенных зданий ржавеющих машин, граффити и мусор на улицах. Почти все фонари радостно сияли, озаряя тротуар, мелькали прохожие, не боясь темных переулков и проходов.

— Почему все города не могут быть такими? — пробормотала она. — Почему этот особенный?

— Тут много денег, — сказала Мона. — Много работы и мало деймонов, что не связаны с посольствами.

Пайпер понизила голос:

— Думаешь, из-за деймонов другие города заброшенные и опасные?

Губы Моны дрогнули.

— Их присутствие внесло лепту. Знаю, ты не хочешь верить в это, но люди боятся деймонов. Ты почти не покидала города, так что не знаешь, что думают люди в городах поменьше. Это как Темные времена. Деймоны для них — порождения дьявола, и жители города считаются испорченными ими. Они не понимают, что во многих городах деймонов мало, это не важно. Отношение уже сложилось.

Она махнула на город перед ними.

— Хабинал внешне выглядит хорошо, но он прогнил внутри. Правительство тратит много денег, чтобы он выглядел хорошо.

Пайпер притянула колени к груди и уткнулась подбородком в них.

— И какой план у гаян? Избавиться от Консульств и прогнать всех деймонов для чего?

Мона убрала рыжеватую прядь за ухо.

— Не знаю. Уолтер говорил об отстройке, но я начинаю в нем сомневаться.

— Думаешь, он — пешка Самаэла.

— Вряд ли… но кто знает?

Пайпер вздохнула, глядя в окно. Она ощущала на себе взгляд матери.

— Пайпер… о том, что было в комнате собрания…

Она скривилась и посмотрела на Мону.

— Моя магия убивала меня. Мне пришлось пойти на крайние меры, чтобы выжить, и… пришлось пробудить кровь деймона, — она пожала плечами, не желая объяснять. — Теперь у меня морок деймона, как у деймонов морок человека. Но он со странностями…

— Как затемнение?

Пайпер хмуро кивнула.

— Ты вышла их него быстрее многих деймонов, — сказала успокаивающе Мона.

Она молчала, не желая признаваться, как сильна ее жажда крови.

Мона будет не такой понимающей, если узнает, что Пайпер не сразу смогла узнать ее. Она вздохнула и посмотрела на Эша и Сейю. Они сидели рядом со спящими дракончиками и тихо разговаривали, Сейя гладила гриву Тевы. Пайпер заметила, что и мама смотрит на них.

— Думаешь, все они злые? — спросила она у Моны. — Думаешь, их жизни стоят меньше наших?

— Они не злые, но это наш мир. Мы живем в нем, а не они, — она серьезно смотрела на Пайпер. — Этика и мораль, правила и понимание правильного и неправильного отделяют нас от животных. Но деймоны, хоть и понимают эти идеи, не скованы ими. Их натуры — хищники, и люди для них — добыча. И хищник подавляет в них все, и доброту, и милосердие. Потому они всегда будут подавлять людей, которые слабее, меньше и их добыча. Мы не можем позволить им сместить нас с вершины пищевой цепи нашего мира. Потому их нужно прогнать с Земли.

Тошнота подступила к горлу Пайпер. Она хотела отрицать восприятие Моны деймонов, как не способных вести себя правильно, но не могла. Она сама ощутила желание убить добычу. Ее мать была права. Мона не понимала просто, что ее слова применимы и к ее дочери.

Она встала.

— Пайпер… — на лице Моны тут же появилось сожаление.

— Мне… нужно немного воздуха, — хрипло сказала она. — Я вернусь.

Не глядя на мать, она прошла к двери, поймала на себе взгляд Эша по пути. Она вышла и тихо закрыла дверь, а потом побежала по коридору. Она взбежала по лестнице и вырвалась за дверь. Она выглянула в окно, бросилась по лестнице выше. Она выбежала за дверь крыши, и там оказалась украшенная площадь с гнилыми растениями в горшках, столиками с зонтами и креслами с подушками. Старинные фонари обрамляли площадь, отбрасывая желтый свет на заброшенное место.

Она пробежала к краю. Пайпер сжала металлический поручень обеими руками и смотрела на мерцающую реку, все расплывалось перед глазами, ветер трепал ее волосы. Слезы текли по ее щекам. Она медленно опустилась, сжимая поручень, и прижалась к прутьям лбом.

Когда Натания рассказала ей, как выжить с магией, она сказала Пайпер отдать человечность деймону в себе. Пайпер не понимала, что она серьезно. Она не понимала, сколько пожертвовала крови деймона. И как кровь деймона управляла ею.

Мона была права. Пайпер стала хищником, как другие деймоны. Она могла убивать, не думая о совести. Она была себе отвратительно. Она хотела стать хранителем мира, но как теперь? Хранитель мира, что может наброситься на подопечных, как только в ней разозлят хищника? Это кошмар.

Она зажмурилась, подавляя всхлипы в груди. Кем она была? Какой была? Она не знала, но ненавидела это. Ненавидела то, кем стала, шагнув в Пустоту. Она ненавидела монстра в себе, которым не управляла. Сахар она почти могла подавить, хотя бы отделялась от его безумия. Это безумие не было ее частью.

Сжимая поручень, она глубоко дышала, а через пару минут смогла встать. Если она задержится, за ней кто-нибудь придет, и она не хотела объяснять, что не так.