Собирайся, мы уезжаем

Марина вышла из кабинета с кучей листочков – направления на анализы, УЗИ и еще куда-то. Марина вернулась домой и расплакалась. Хотелось позвонить подружке и все рассказать. Но Никита был прав – подруг у Марины не было. Она перестала с ними общаться, когда вышла замуж. Точнее, само собой получилось, что перестали общаться. Им не нравился Никита, Никите не нравились Маринины подруги. Ритку, с которой, по легенде, встречалась регулярно, не слышала уже больше года. Даже с днем рождения не поздравила. Забыла. Марина нашла свою старую записную книжку и набрала номер Риты. Никто не ответил.

По утрам Марина вставала, пила чай, смотрела телевизор. Днем спала, готовила ужин. Никита был нежен и предупредителен. Приходил то с букетом цветов, то с пирожным из кондитерской, то с духами. Свекровь звонила каждый день – справлялась о здоровье. Марина наврала, что ходит на осмотры к врачу, которого нашла мать. В известную клинику. Где рожают знаменитости и простые смертные за большие деньги. Марина нашла в Интернете подробности о клинике и отвечала на расспросы без запинки. Мать так и не звонила. Марина чувствовала себя хорошо, только ребенка по-прежнему не хотела. Она скорее ощущала себя больной. Заболела, но скоро все пройдет. Только считала недели – пять, пять с половиной, шесть, шесть и три дня.

Утром первого дня начала девятой недели у Марины началось кровотечение. Она открыла шкаф, вытащила полотенце, носки и побежала в консультацию. «Пожалуйста, можно мне без очереди? У меня…» – начала говорить Марина женщинам в очереди и расплакалась. Ее кинулись успокаивать и завели в кабинет. Врач быстро осмотрела Марину и велела медсестре вызывать «Скорую». На «Скорой» отправили в ближайший роддом – с угрозой выкидыша. В роддоме ее осматривали, что-то говорили, делали уколы, вели по коридорам. Она шла в порванной казенной ночной рубашке, байковом халате с пришитой петелькой из бинта и в тапочках на три размера больше. Ее привели в одноместный бокс и велели лежать. Марина была сильно простужена, и класть ее в общую палату не рискнули. Она лежала на кровати и плакала. Только сейчас, когда она могла лишиться ребенка в любую минуту, она его не хотела терять. И просила, обращаясь не к Богу, а к бабушке и маме, оставить ей ребенка. Сделать так, чтобы все было хорошо. Чтобы не было выкидыша.

Пришла нянечка. Посмотрела на Марину.

– Дочка, телефон-то у тебя есть?

– Есть, – ответила Марина.

– А муж?

– И муж есть.

– Так позвони, пусть приедет, привезет тебе халат, рубашечку, носки, поесть что-нибудь. А то обед тебе не положен, а до ужина еще далеко. Но ты сходи потом на кухню – пусть тебе хоть супа нальют, хлеба дадут. Наверняка останется.

– Хорошо, спасибо. Я позвоню.

– Или у тебя что с мужем не так? Так ты матери позвони или родственникам. Ты сама москвичка или приезжая? – не хотела уходить нянечка.

– Москвичка. Я позвоню. И мужу, и маме. Они приедут, после работы. Спасибо.

Нянечка ушла. Марина лежала, отвернувшись лицом к выкрашенной в зеленый цвет стене. Пришла медсестра, сделала еще один укол.

– Где же ты простудилась? Нельзя же так. На ранних сроках это очень опасно, – отругала она Марину. Вышла, вернулась с каплями для носа. Поставила на тумбочку.

– Спасибо, – сказала Марина. – Простите, а где здесь можно помыться?

– Прямо, в конце коридора.

Она встала и пошла искать туалет и душевую. В туалете не было дверей, только перегородки. В душевой работал только один душ – лил слабой струей. Марина стояла под этой горячей струей минут сорок. Думала о том, что делать дальше. Так ничего и не надумала. Вытерлась казенным полотенцем, надела рубашку.

На часах было двенадцать. Всего двенадцать. Телефон Марина отключила, плохо понимая, что делает. Просто не хотела никого слышать и видеть. Это ее ребенок и ее проблема. Халат с рубашкой не отбирают, а там видно будет. В половине второго в коридоре началось движение – беременные шли в столовую на обед. Марина очень хотела есть. Лежала и смотрела на часы, ждала, когда пройдет еще полчаса. Встала и пошла по коридору, ища глазами дверь с табличкой «Столовая». Она заглянула на кухню. В зале было пусто – беременные успели поесть и разошлись по палатам.

– Простите, меня только сегодня привезли. Нянечка сказала, что вы мне можете супа налить, – попросила Марина.

Пожилая женщина посмотрела на Марину, скребанула ковшом по дну алюминиевого бака и поставила на стойку тарелку. Рядом положила кусок хлеба.

– Спасибо, – сказала Марина.

Она ела гороховый суп. Очень вкусный. Марина хотела добавки, но попросить не решилась. Подошла та же повариха и поставила перед ней граненый стакан с компотом, в котором плавал одинокий чернослив. Марина выпила компот и съела чернослив. Еда была из ее детства. Так кормили в детском саду.

Марина поставила тарелку на стол с грязной посудой и пошла назад в свой бокс. Легла и тут же уснула. Первый раз за все время спокойно.