— Я не могу поверить, что все это тебе рассказываю, — призналась Амелия. Она скинула туфли и поудобнее устроилась на стуле с ногами, подтянув колени к подбородку. Девушка перестала плакать, хотя лицо ее все еще оставалось красным, в тон огненно-рыжим волосам.
— Продолжай, — подбодрил ее Райм.
— О том парне, с которым мы собирались вместе жить?
— Да, вы еще хотели тогда завести колли. Ты про него ничего не рассказывала. Он был твоим другом?
«А может быть, и любовником», — подумал Линкольн.
— Да. Именно «был».
— Я подумал, что ты так переживаешь из-за отца.
— Нет. Папа умер, это правда, но уже три года назад. От рака. Но он знал, что жить ему оставалось недолго. И мы были готовы ко всему, поэтому для нас его смерть не стала неожиданностью. Но Ник...
— Его убили? — сочувственно произнес Райм. Но она не ответила.
— Ник Карелли. Один из нас. Коп. Полицейский. Он работал на улицах города.
Фамилия показалась Райму знакомой, но он ничего не сказал и приготовился слушать дальше.
— Какое-то время мы жили вместе и даже подумывали о том, чтобы пожениться. — Она замолчала, словно приводя в порядок свои мысли и готовясь высказать их все. Так подготавливаются стрелки в тире. — Он был секретным сотрудником, поэтому нам, в общем, приходилось скрывать свои отношения. Ему же нельзя было и словом обмолвиться на улице, что у него подружка служит в полиции. — Она прокашлялась. — Трудно все это объяснять. Мы с ним... В общем, это у нас тоже было. Ну, у меня это было не так уж и часто... Господи, если уж быть до конца откровенной, то до Ника вообще ничего не было. Мы очень привыкли друг к другу. Он знал, что я навсегда останусь полицейским и не поменяю профессию, но проблемы в этом не видел. И я тоже не считала, что его тайная работа как-то может мне помешать. В общем, нам было хорошо вместе. Это такое ощущение, когда ты полностью понимаешь другого человека и абсолютно ему доверяешь. Ты когда-нибудь испытывал такое чувство? Ну, с женой, например?
Райм слабо улыбнулся:
— Бывало. Да. Но только не с Блэйн, не с женой. — Больше он ничего не хотел добавить к своему признанию. — А как вы познакомились? — поинтересовался он.
— На общих лекциях в академии. Ну, когда какой-нибудь слушатель встает из зала и вкратце рассказывает о том, чем занимается их отделение. Ник тогда прочитал небольшую лекцию о тайной работе. Он увидел меня и сразу же назначил мне свидание. В тот день мы встретились в «Родмэнс Нек».
— На стрельбище?
Она кивнула и громко шмыгнула носом:
— После этого мы отправились в гости к его матери в Бруклин, ели спагетти и распили бутылочку «Кьянти». Она несколько раз ущипнула меня и сказала, что я очень худая и мне будет трудно выкармливать детей. Она тогда еще заставила меня съесть два огромных пирога с сыром. Затем мы пошли ко мне, и он остался ночевать. Ничего себе, первое свидание, да? С тех пор мы не расставались. Все должно было закончиться счастливо, Райм. Я чувствовала, что у нас все получится великолепно.
— Так что же все-таки случилось?
— Он оказался... — Она еще отхлебнула виски, чтобы окончательно расхрабриться и выложить все начистоту. — Он был предателем, вот и все, что случилось. Воровал, да еще как! Причем все время, пока мы были вместе.
— Неужели?
— Он был просто психом. Настоящим извращенцем, но я даже не догадывалась об этом. Он вкладывал деньги в разные банки и имел счета по всему городу. Ему удалось скопить около двухсот тысяч долларов.
Некоторое время Линкольн молчал, потом спохватился:
— Прости меня. Сакс, что я заставил тебя говорить. Наверное, он занимался наркотиками?
— Нет, крадеными товарами. В основном, бытовой техникой. Телевизоры и так далее. Потом журналисты в газетах окрестили его «Бруклинским связным».
Райм кивнул:
— Так вот откуда мне знакома эта фамилия! Там, как мне помнится, судили чуть ли не с дюжину парней. И все они оказались полицейскими.
— В основном, да. И несколько человек из Международной Торговой Палаты.
— Так что с ним случилось? С Ником, я имею в виду?
— Ты ведь знаешь, что бывает, когда полицейский предает своих. На суде он говорил, что его заставляли все это делать насильно, но, конечно, врал. У него было сломано три ребра, пара пальцев и разбито лицо. Он признал себя виновным, но ему все равно влепили приличный срок. За это дают от двадцати до тридцати лет.
— За кражу и скупку краденного? — удивился Райм.