Собиратель ракушек

Бородач выдыхает дым и на ходу машет рукой; они удаляются по колдобинам вдоль воды, сшибая сапогами мох, наросший на подрубленных корнях выкорчеванных деревьев. Попутный ветер в зад, чуть слышно цедит Маллигэн. Откидывается спиной на березу, прихлебывает остывший кофе. У него слегка кружится голова. Ему думается, что он, судя по всему, ощущает, как вся планета вершит свой неспешный оборот, и корни деревьев ползут по скалистой породе, и облака курчавятся над холмами. В конце концов он берет спиннинг и опять заходит в воду.

Миновал полдень, времени уже часа три-четыре, не иначе, но еще можно порыбачить в одиночестве – пара воронов не в счет: знай себе рыдают и галдят на ветвях, когда Маллигэн, наживив бисерный стример-нимфу, который забрасывал в этой галечной заводи раз десять, если не больше, вытаскивает первую рыбину. Вываживает не торопясь. Рыбина борется за жизнь, рыбак аж подпрыгивает, а затем вытаскивает ее с помощью подсачека и мокрой рукой берет за жабры. Красно-пятнистый лосось, самец, голова так себе, глаза черные. На нижней челюсти намечается крючковидный нарост – признак готовности к нересту. Рыбья тушка бьется у него в руке.

Маллигэн погружает рыбину в воду, оглаживает по бокам и отпускает. Уйдя на глубину, рыба переворачивается и тут же уносится прочь. Он проверяет свою шишку и чувствует, как из него уходит энергия – при поклевке всегда возникает стояк. Только забросив удочку вторично, он с содроганием вспоминает про письмо, оставшееся в сложенной газете, которая больше ему не принадлежит.

Он вскакивает на камни, проливает на них реку со своих болотных сапог, трясущимися руками подхватывает рюкзак – и, спотыкаясь, несется вдоль замусоренного берега. Лицо разодрано в кровь. Окоченевшие ноги не слушаются, слишком медленно переступают через коряги, натыкаются на поваленные стволы и сгнившие бревна. Можно подумать, его заковали в кандалы. Соскользнув в овраг, он падает, кулаки утопают в черной грязи. Силится встать, но сапоги увязают в торфяном болотце. Ежевика рвет голенища. В них сыплются головки чертополоха, которые впиваются в лодыжки. Он бежит вверх по тропе, и его обступает лесная чаща, обрушивается на него сверху, подпитывает его ужас, эти крошечные, некогда милые сердцу царства чернеют и страшат, тонкие иглы впиваются под ребра.

Тропа нестерпимо медленно движется ему навстречу. Спиннинг цепляется за ежевичный куст, и леска вдруг безнадежно запутывается, надо же такому случиться, ну надо же, на ровном месте. Маллигэн останавливается, в ушах стучит кровь. Он дергает за катушку, но леска только крепче впивается в куст и вроде даже обвивает его со всех сторон; толстые шипы, чисто акульи зубы, держат ее мертвой хваткой. Маллигэн сникает. Всматривается в чащобу. Потом садится прямо в холодную грязь узкой рыбачьей тропы, чтобы заняться леской, и постепенно спасает ее от шипов. Дыхание приходит в норму. Леска мало-помалу, петля за петлей, высвобождается. На землю, кружась, падают рыжие и желтые листья.

Распутав леску, он укладывает ее как положено. Сквозь кроны долго изучает облачное небо. За спиной шумит река, причмокивает и монотонно бормочет. Шея у него побелела и напряглась, усы припорошило серебром.

В конце концов он разворачивается и бредет назад, к реке. С неба опускаются первые снежинки и целятся в бронзовые излучины реки Рапид.

Давно стемнело, решето лесной чащи просеивает снег, а Маллигэн, полузамерзший, стоит в реке и удит рыбу и перистой тьме. Руки-ноги потеряли чувствительность, спину ломит от бесконечного забрасывания лески. Хрупкие снежинки погибают в скользящей воде. А он все рыбачит.

Время близится к полуночи, и ветви гнутся под тяжестью снега, а снежинки все падают, и тут у него клюет: рыба длинными рывками выбирает леску и устремляется вниз по течению, недвусмысленно давая понять, кто здесь главный. Вскоре леска разматывается на всю длину. Кровь у Маллигэна в груди густеет, нагревается. Катушка скрежещет. Рыба прыгает раз, другой, пятый, призрачной пулей взлетает на полметра над рекой, прекрасной и жуткой, а потом скрывается за мелкой излучиной. И Маллигэн только слышит, как рыбина бьется, неистовствует, раз за разом выстреливает свечкой, плещется среди плеска реки, и шороха ветра в кронах, и лучезарного снегопада. Кровь стучит все сильнее – того и гляди разорвет грудь.

Леска натянута. Маллигэн придерживает ее обескровленными пальцами; рыба не утихает. Отваливается незакрепленный стопор – кто бы мог подумать, что рыба способна выбрать пятьдесят метров лески? – и леска сходит со шпули. Маллигэн бросается следом, успевает схватить ладонями, леска полностью отсоединилась от удилища, рыбина уплывает вниз по течению и режет леской ладони Маллигэна; он чувствует, как рыба борется со своим ярмом, поднимается, выпрыгивает из воды и шлепается обратно в реку. В этот миг леска выскальзывает у него из ладоней, рыба уходит на свободу, а Маллигэн остается стоять с вытянутыми руками – картина мольбы и покаяния.