Собиратели ракушек

По ту сторону долины зазвонил церковный колокол, возвещая мир и покой. Антонии вспомнилась Ивиса, сухая каменистая равнина, на которой стоял дом Космо, нестройное позвякивание колокольчиков на шеях пасущихся коз в раннее утро. Эти колокольчики, и кукареканье петухов, и стрекот цикад в ночи… — все звуки Ивисы навсегда канули в прошлое. Мысли Антонии обратились к Космо, и впервые глаза ее не наполнились слезами. Горе — тяжкая ноша, но приходит день, когда ты можешь оставить ее на обочине дороги и двинуться дальше. Антония отошла всего на несколько шагов, но у нее теперь уже достало сил оглянуться и не заплакать. Это вовсе не значило забыть, это лишь значило принять. А если ты принял горе и смирился с ним, оно уже не так тяжко.

Колокол прозвонил минут десять и смолк. Наступившая тишина начала наполняться звуками утра. Заструилась в реке вода, замычали коровы, заблеяли вдали овцы. Залаяла где-то собака, зашумел мотор автомобиля. Антония почувствовала, что ужасно голодна. Она вскочила, вышла с мостика и тем же путем, что пришла, направилась к дому. Хорошо, если на завтрак сегодня яйца всмятку, поджаренный хлеб с маслом и крепкий чай. У нее слюнки потекли, и она побежала, ныряя под свесившиеся ветви ив, веселая и радостная, точно в предвкушении грядущего счастья.

Вот и боярышниковая изгородь, и калитка. Антония запыхалась. Облокотившись о калитку, она постояла с минуту, потом вошла в сад. Краем глаза она уловила какое-то движение и посмотрела в ту сторону: высокий длинноногий парень, не Ноэль, а какой-то незнакомый молодой человек, катил тачку по извилистой тропинке, что вела с огорода. Он поднырнул под бельевую веревку и направил тачку между старой яблоней и грушей.

Антония захлопнула калитку. Стук привлек внимание длинного парня, и он поднял голову.

— Доброе утро! — крикнул он и покатил свою скрипучую тачку по направлению к калитке.

Антония ждала. Возле кострища парень остановился, поставил тачку и выпрямился. На нем были выгоревшие, заплатанные джинсы, заправленные в резиновые сапоги, и старый пуловер, из-под которого выглядывала ярко-голубая рубашка. И словно под цвет рубашки ярко-голубые глаза на загорелом лице.

— Денек сегодня славный! — сказал он, подходя к Антонии.

— Замечательный денек!

— Гуляли?

— Дошла до моста.

— Должно быть, вы — Антония?

— Да.

— Миссис Килинг сказала мне, что вы должны приехать.

— А кто вы, я не знаю…

— Садовник. Данус Мьюирфильд. Сегодня я не должен работать, но пришел помочь с уборкой. Вот жгу мусор.

На тачке лежали картонные коробки, пачки старых газет и длинные вилы. Данус взял вилы и начал ворошить пепел в кострище.

— Там груды хлама. Я вчера поднималась на чердак, — сказала Антония.

— Ничего, справимся. У нас целый день впереди.

Антонии понравилось это «у нас». Значит, он и ее имеет в виду, не то что Ноэль, который вчера так холодно отверг ее робкое предложение помочь ему. Данус, похоже, даже зовет ее на помощь.

— Я еще не завтракала, сейчас перекушу чего-нибудь и приду вам помогать.

— Миссис Килинг на кухне, варит яйца.

Антония улыбнулась:

— Я так надеялась, что это и будут вареные яйца.

Но Данус не улыбнулся в ответ.

— Так идите и съешьте их, — сказал он и, воткнув вилы в землю, начал сминать газеты. — На голодный желудок много не наработаешь.

Нэнси Чемберлейн, спокойно сжимая баранку руками в перчатках из свиной кожи, уверенно вела машину через сияющий, залитый солнцем Котсуолдс. Она ехала в «Подмор Тэтч» на ланч к матери в прекраснейшем расположении духа, чему способствовал ряд обстоятельств. Начать с того, что дивный солнечный день, который неожиданно пришел на смену беспросветному дождю, благотворно подействовал не только на нее, но и на все ее семейство, и дети за завтраком не ссорились. Джордж обошелся без едких замечаний по поводу воскресных сосисок, а миссис Крофтвей по собственной инициативе предложила выгулять днем собак.

Хорошо, что не надо было готовить обильный воскресный ланч, и у нее хватило времени на все: привести себя в порядок (она надела свой самый красивый жакет, юбку и крепдешиновую блузку с завязывающимся бантом воротником); отвезти Мелани и Руперта к Уэйнрайтам; проводить Джорджа на епархиальное собрание и даже самой побывать в церкви. Всякий раз после посещения храма Нэнси охватывали доброта и благочестие, так же как после посещения собрания комитета ее охватывало сознание собственной значимости. На этот раз она вполне соответствовала созданному в собственном представлении образу: деловая, энергичная провинциальная дама, которая умеет все хорошо организовать: дети приглашены на весь день к своим друзьям в хороший, уважаемый всеми дом. Муж занят достойной деятельностью, прислуга преданно исполняет свой долг.