Собиратели ракушек

Мне кажется, мы когда-то стояли и говорили так же, как сейчас.
И так же смотрели друг на друга.
Только я никак не могу вспомнить где и когда.
Ты был так же одет
И улыбался так же, как улыбаешься мне сейчас…

— Что это с тобой происходит? — не выдержала Дорис.

— О чем ты?

— Застыла над раковиной с ножом в одной руке и с морковью в другой и смотришь в окно. Ты не заболела?

Случались и другие, менее банальные, проявления этой обострившейся чувствительности. Что-то самое привычное вдруг привлекало внимание Пенелопы, она вдруг останавливалась и долго смотрела. Последние листья слетели с деревьев, и голые ветки соткали причудливый узор на фоне бледного неба. После дождя выглянуло солнце и булыжник на улочках заблестел, как рыбья чешуя, слепя глаза, — вот-вот поскользнешься. Резкий осенний ветер погнал по заливу стадо белых барашков, но от этой картины повеяло не холодом, а энергией, жизнью. Эта энергия наполняла и Пенелопу. Она переделала уйму дел, которые все время откладывала: чистила столовое серебро, работала в саду, а на уик-энды собирала ребят и отправлялась с ними в дальние походы — в вересковую долину, на скалы за Северным берегом. Но может быть, самым удивительным, самым странным было то, что она вовсе не тревожилась и не предавалась грустным раздумьям, если Ричард долго не приходил. Она точно знала: раньше или позже он обязательно придет, и вместе с ним придет то чувство легкости и понимания, которое сразу же овладело ею во время его первого визита. И когда он наконец приходил, это было как награда, как чудесный подарок.

Пытаясь объяснить себе, почему она так спокойно принимает ситуацию, она поняла, что для нее и отношения с Ричардом Лоумаксом, и это новое ощущение жизни — не нечто эфемерное, преходящее. Напротив, Пенелопе казалось, что дни и часы не имеют никакого значения, что все предначертано судьбой с самого ее рождения и не важно, сколько осталось ждать, — свершится то, что суждено. То, что происходит с ней, должно было произойти, и не будет этому конца, так же как невозможно точно определить, когда все началось.

…Каждый год, в середине лета, устраивался так называемый Открытый день. Все художники наводили чистоту в своих мастерских… кое-кому приходилось здорово повозиться… выставлялись все законченные работы, публика переходила из одной мастерской в другую, смотрела картины, что-то покупала. Конечно, многие ходили просто так, из любопытства, — есть такие любители посмотреть на чужие дома… Но были и покупатели, причем немало. Некоторые художники, как я уже сказала, даже тогда, до войны, не очень-то обращали внимание на чистоту и красоту, но Софи каждый раз устраивала у Лоренса в мастерской генеральную уборку: она чистила и драила, расставляла повсюду вазы с цветами, угощала гостей песочными коржиками и вином. «Распродаже это на пользу», — говорила она…

Был конец октября, воскресенье, ранний вечер. Во время своих неожиданных визитов в Карн-коттедж Ричард не раз выказывал желание побывать в мастерской Лоренса, но всегда им что-то мешало. Сегодня в кои-то веки он был свободен до самого вечера, и Пенелопа, оставив все свои дела, предложила сводить его туда. Она опустила в карман плаща тяжеленный старый ключ, и они отправились.

Дул холодный западный ветер, низкие тучи то заволакивали небо, то расходились, открывая прозрачную голубизну, и море тогда начинало искриться и сиять, но тучи снова сходились, и на море ложилась их серая тень. Немногочисленные туристы давно разъехались, и набережная опустела. Лавки были закрыты, а местные жители, как и положено методистам в воскресный день, погрузились в послеобеденный сон или копались в своих садиках позади домов.

— А в мастерской еще есть картины вашего отца?

— Увы, нет. Хотя, может быть, какие-то наброски и незаконченные полотна сохранились. Но законченных нет. Когда он писал, то старался сразу все продать, иногда даже договаривался с покупателем прежде, чем заканчивал картину. Мы ведь на это жили. Он продал все, кроме «Собирателей ракушек». Это полотно никогда не выставлялось. К нему у отца особое отношение, он даже никогда не заговаривал о том, чтобы его продать. — Они свернули с набережной и теперь поднимались по запутанному лабиринту узких улочек и проулков. — Вот тут я шла в тот день, когда объявили войну, — за папа́, чтобы привести его домой завтракать. Часы на церковной колокольне пробили одиннадцать, и все чайки, которые там сидели, снялись с места и взлетели в небо.

Они свернули за последний угол, и перед ними открылся Северный берег. Ветер задул с такой силой, что перехватывало дыхание, и они помедлили минутку, прежде чем начать спускаться по извилистому переулочку, ведущему к студии.