— Я часто смотрю на этот залив с моря, но еще ни разу тут не бывал.
— Мне тут нравится больше, чем на другом берегу. Здесь всегда пустынно, точно сюда не ступала нога человека, и очень красиво. Мы уже почти пришли. Видите вон тот маленький коттедж с вывеской и цветочными ящиками под окнами?
— Расскажите мне о Гастоне. Кто он?
— Чистокровный француз, из Бретани. Он ходил к нашим берегам ловить крабов, женился на корнуоллской девушке, а потом произошел несчастный случай в море и он потерял ногу. После этого Гастон не мог больше заниматься своим промыслом, и они с Грейс, его женой, открыли это бистро. Прошло уже пять лет с тех пор, как оно тут появилось. — Пенелопа надеялась, что ресторанчик не покажется Ричарду слишком скромным. — Я говорила, это не слишком шикарное заведение…
Он улыбнулся и положил руку на ручку двери:
— А я и не люблю шика.
Над их головами звякнул звоночек. Они вошли в украшенный гирляндами флажков коридор, и на них хлынули ароматные запахи кухни и приглушенные звуки аккордеона. Открытая арка вела в небольшую, сверкающую чистотой комнату, где были столики, застеленные льняными клетчатыми скатертями. На каждом лежала стопочка белых салфеток и стояли кувшинчики со свежими цветами. В большом камине потрескивали поленья.
Два столика были уже заняты. За одним сидел молодой лейтенант со своей подружкой… впрочем, возможно, женой, за другим — пожилая пара. Наверное, они так заскучали в «Замке», что решили удрать к Гастону. Но лучший столик у окна был свободен.
Пенелопа и Ричард стояли в нерешительности, но в эту минуту из двери в другом конце столовой появилась Грейс — она услышала колокольчик.
— Добрый вечер. Вы майор Лоумакс, я не ошиблась? Заказывали столик? Хочу посадить вас у окна. Я подумала, вам понравится вид… — Краем глаза она приметила Пенелопу, и ее веснушчатое загорелое лицо под пышной копной обесцвеченных волос озарилось удивленной улыбкой.
— Привет, Пенелопа! Ты к нам? Я и не знала, что ты придешь.
— И не могли знать. Как поживаете, Грейс?
— Хорошо поживаем. Работы невпроворот, но мы не жалуемся. Ты с отцом?
— Нет, сегодня нет.
— Что же, можно пообедать и одной для разнообразия. — Взгляд ее с интересом устремился на Ричарда.
— Грейс, вы не знакомы с майором Лоумаксом?
— Очень приятно познакомиться. Ну, так где же вы хотите сесть? Если у окна, то не медлите, скоро нам придется задернуть черные шторы. Что-нибудь выпьете для начала? Сейчас я принесу вам меню.
— А что у вас найдется выпить?
— Выбор небогат… — Грейс сморщила нос. — Есть херес, но южноафриканский… отдает изюмом. — Она наклонилась к Ричарду, делая вид, что поправляет его прибор. — Хотите вина? — шепнула она ему на ухо. — Мы всегда приберегаем бутылочку-другую для мистера Стерна. Думаю, он не рассердится, если мы возьмем одну для вас.
— Замечательно!
— Не очень-то восторгайтесь, как бы не услышали другие. Я скажу Гастону, чтобы перелил в графин, тогда не будет видно, что это. — Она весело подмигнула, положила им на столик меню и удалилась.
Ричард с удивленным видом откинулся на стуле:
— Какой почет и уважение! И так всегда?
— Всегда. Гастон и папа́ большие друзья. Гастон обычно из кухни не выходит, но когда здесь папа́, а других посетителей уже не осталось, он появляется с бутылкой бренди, и они сидят чуть ли не до рассвета, решая мировые проблемы. А музыка — это Грейс придумала. «Комната маленькая, — сказала она, — и если будет играть музыка, никто не будет слушать чужие разговоры». Я понимаю, что она имела в виду. В столовой «Замка» слышится только шепот под звяканье ножей и вилок. Я предпочитаю музыку. Кажется, что ты в каком-то фильме.
— Вам это нравится?
— Под музыку хорошо мечтается.
— Вы любите кино?
— Обожаю. Зимой мы с Дорис ходим в кино по два раза в неделю. Не пропускаем ни одного фильма. А что еще теперь делать в Порткеррисе?
— До войны было иначе?
— Да, конечно, до войны все было по-другому. Мы никогда не жили тут зимой, проводили ее в Лондоне. У нас был дом на Оукли-стрит. Да и сейчас он есть, только мы туда не ездим. — Она вздохнула. — Знаете, когда идет война, хуже всего то, что ты пришпилен к одному месту. Попробуй-ка выберись из Порткерриса, когда ходит всего один автобус в день и нет бензина. Наверное, это расплата за прежнюю нашу вольную жизнь. Папа́ и Софи никогда не засиживались на одном месте. Вдруг находился самый незначительный предлог, они складывали чемоданы и уезжали во Францию или в Италию. Жизнь была такой увлекательной!..
— Вы были единственным ребенком у родителей?
— Да. И очень избалованным.
— Позвольте не поверить.
— Но это так. Я всегда крутилась среди взрослых, и ко мне относились, как к вполне разумному человечку. Друзья моих родителей были и моими друзьями. И это неудивительно, если вспомнить, как молода была моя мать. Она больше походила на сестру.
— И была прекрасна.