Собиратели ракушек

— Это было так неожиданно, я просто удивилась.

— Так я тебе и поверила! Не считай меня за дурочку. Когда вы рядом, словно включается ток высокого напряжения. Я вижу, как он смотрит на тебя. Влюблен по уши. И, судя по тому, как ты переменилась с тех пор, как он вошел в твою жизнь, ты отвечаешь ему взаимностью.

Пенелопа в эту минуту мыла любимую кружку Нэнси с Питером-кроликом. Она еще раз окунула ее в мыльную воду.

— Я и не думала, что это заметно.

— Уж не огорчаешься ли ты по этому поводу? Ты так жалостно это сказала. А что плохого в том, что ты увлеклась красивым парнем.

— Боюсь, это не просто увлечение. По крайней мере, с моей стороны. Я в него влюбилась.

— Да что ты?

— Не знаю, что мне теперь делать…

— Это так серьезно?

Пенелопа отвернулась от мойки и посмотрела на Дорис. Глаза их встретились, и Пенелопа впервые отдала себе отчет в том, какими близкими подругами они стали. Все у них общее — заботы и печали, невзгоды и радости, секреты и шутки, и это не просто дружба — они породнились. Именно так. Дорис — такая земная, практичная и бесконечно добрая — заполнила ту пустоту, которая осталась после смерти Софи. Ей легко во всем признаться.

— Да.

Дорис помолчала, потом как бы между прочим спросила:

— Спишь с ним?

— Да.

— Как это вы умудрились?

— Ну, Дорис, это не так сложно.

— Да нет… я имела в виду где?

— В мастерской.

— Вот черти полосатые! — воскликнула Дорис, которая поминала чертей лишь в тех случаях, когда не в силах была подыскать другие слова.

— Ты шокирована?

— С чего бы это? Какое мне до этого дело?

— Но я замужем.

— Да, к сожалению, ты замужем.

— Тебе не нравится Амброз?

— Ты прекрасно знаешь — не нравится. Я тебе раньше не говорила, но ты меня спросила, и я тебе честно отвечу. Я считаю, что он никудышный муж и очень плохой отец. Он и повидать тебя не приезжает, и не говори мне, что ему не дают отпуска. И писем не пишет. Он даже не прислал Нэнси подарок ко дню рождения. По правде говоря, Пенелопа, он тебя не стоит. Для меня загадка, почему ты вышла за него замуж.

— Я была беременна.

— И это причина? Какие глупости!

— Вот уж не думала услышать от тебя такое!

— А за кого ты меня принимаешь? Что я, святая?

— Значит, ты меня не осуждаешь?

— Ничуть. Ричард Лоумакс — настоящий мужчина, разве можно сравнить его с этим чурбаном Амброзом Килингом? Да и почему бы тебе не развлечься немного? Тебе ведь всего двадцать четыре, и видит бог, жизнь тебя последние годы не баловала. Я только удивляюсь, что ты не завела роман раньше, вроде бы и собой недурна. Хотя, правду говоря, пока не появился Ричард, тут не на ком было взгляд остановить.

Несмотря на серьезность разговора, Пенелопа расхохоталась:

— Не знаю, Дорис, что бы я делала без тебя!

— Очень много чего делала бы, так я думаю. Во всяком случае, теперь я знаю, куда ветер дует. Все прекрасно!

— Но чем это кончится?

— Сейчас война. Мы вообще не знаем, чем все кончится. Поманило тебя счастье, хватай его обеими руками. Он любит тебя, ты любишь его, вот и любите друг друга. А я вам помогу, сделаю все, что возможно, можешь быть уверена. Слушай, давай-ка уберем эти тарелки, пока мальчишки не пришли домой. Да и пора уже готовить ужин.

Шел декабрь. Они и оглянуться не успели, как со всеми его хлопотами на них надвинулось Рождество. Подобрать для каждого подходящий подарок в пустых лавчонках Порткерриса было нелегко, но все же, как и в предыдущие годы, они их подобрали, завернули в красивые обертки и до поры до времени спрятали. Дорис приготовила по рецепту министерства питания «Военный рождественский пудинг», а Эрни пообещал, за неимением индейки, свернуть шею любой подходящей птице. Генерал Уотсон-Грант доставил из своего сада маленькую елочку, а Пенелопа отыскала коробку с елочными игрушками, которыми когда-то украшали ее детские елки, — шары и фонарики, позолоченные еловые шишки, бумажные звезды, потускневшие мишурные цепи.

Ричарду дали рождественский отпуск, но эти несколько дней он должен был провести в Лондоне с матерью. Перед тем как уехать, он принес всем обитателям Карн-коттеджа подарки. Каждый был обернут в коричневую бумагу и перевязан красной лентой, и на каждом наклеена картиночка: на ветке остролиста сидит малиновка. Пенелопа растрогалась до глубины души. Она представила, как он ходит по магазинчикам, покупает ленту, сидит на койке в своей голой комнатенке и старательно завязывает банты. Она попыталась вообразить за подобным занятием Амброза, но ничего не получилось.

Для Ричарда она приготовила темно-красный шерстяной шарф. За него пришлось выложить не только деньги, но и драгоценные талоны, и Пенелопа не сразу решилась его купить: наверное, Ричард подумает — какая непрактичная вещь, с формой его не наденешь, а в штатском он не ходит. Но шарф был такой роскошный, такой празднично-рождественский, что Пенелопа не устояла. Она завернула его в тонкую бумагу, нашла коробку и, когда Ричард выложил под елку свои подарки, отдала ему свою коробку, велев открыть ее в Лондоне.

Он повертел коробку в руках:

— А почему не сейчас?

Пенелопа ужаснулась:

— Нет, нет, не сейчас! Откроешь в рождественское утро.