Собкор КГБ. Записки разведчика и журналиста

— Сколько же членов в вашей организации?

— Человек двадцать. Мы готовимся к празднику — тысячелетию крещения Руси. Мы хотим спасти Россию.

— А вот Юрий Марин считает вас всех отнюдь не спасителями.

— Откуда вы знаете Юрия Марина? — На лице Красовского отразилась ничем не прикрытая растерянность.

— А вы его знаете?

— Да, был близко знаком.

— А я встречался в Москве.

Я действительно познакомился в Москве с Юрием Мариным, который был нашим разведчиком, «бежавшим» в ФРГ. Он вернулся тогда в Советский Союз из своей многолетней «командировки» на Запад. Командировка была любопытной. В течение нескольких лет Ю. Марин. преподавал в американском разведывательном учебном заведении, читая курс «Советское общество», а затем работал диктором на РС-РСЕ.

Красовский между тем продолжал:

— Вы слышали, какую шутку сыграл Марин с Джоном Лодейзеном? — Он явно захотел перевести беседу в другое русло. — Ведь когда Лодейзен руководил русской редакцией на РС-РСЕ, он взял Марина к себе на работу и поручился за него.

Я был в курсе этой истории. Мне известны, со слов Марина, некоторые детали, о которых не знал Красовский. Джон Лодейзен обучался в разведывательном учебном заведении — Институте США — под кличкой Лоди как раз в то время, когда Юрий Марин читал там свой курс. Видимо, Лодейзен был не очень способным «студентом» и не усвоил той простой истины, что советское общество не терпит людей, приезжающих с недобрыми замыслами в нашу столицу. Не долго пробыл в Москве и «дипломат» Джон Лодейзен. Его выдворили из Советского Союза за «деятельность, несовместимую с дипломатическим статусом». Куда можно было пристроить провалившегося агента? Конечно же в антисоветский офис. И направили Лоди на «Свободу». А оказавшись на посту шефа русской редакции, вспомнил Джон своего «учителя» Марина и пригласил к себе на работу.

Но всего этого я тогда, конечно, не рассказал Олегу Красовскому. Под конец нашей беседы я вытащил из кармана запечатанный конверт и передал его моему собеседнику.

— Это что?

— Письмо от вашей матери.

— Откуда оно у вас?

— Его передали вам бывшие друзья по Ленинградскому фронту.

— Да? Не верю. Но можно прочитать при вас?

— Конечно, я подожду. Тем более, что меня просили задать еще один важный вопрос.

Красовский разорвал конверт и начал читать письмо. Глаза его наполнились слезами. Закончив, он сложил листок, исписанный с двух сторон, положил его в конверт и задумался. Я не прерывал его скорбной паузы. Она длилась довольно долго. Потом он внимательно посмотрел на меня.

— Чего вы желаете?

— Вам предлагают искупить вину перед Родиной.

— Кто?

— Товарищи.

— С Ленинградского фронта?

— Нет, другие, более авторитетные.

— Вы из них?

— Нет, я от них передаю вам, как журналист, их предложение.

Опять пауза. Потом Красовский грустно улыбнулся.

— Я, может быть, и согласился бы. Но вы меня расстреляете уже на Белорусском вокзале.

— Почему?

— У меня на руках кровь советских солдат.

Мы расстались, не подав друг другу руки.

Я покидал Париж с грустью, но с сознанием выполненного долга. Потом меня похвалят в «конторе» и даже присвоят второе звание лауреата премии КГБ СССР в области литературы и кино за успехи в области контрпропаганды.

Но самое главное заключалось в том, что я не прорубил окна в Европу. И после всех похвал мои недоброжелатели из ПГУ вновь «зарубили» просьбу о моей долгосрочной командировке в Италию, куда хотел меня отправить тоже окрыленный моими успехами на поприще контрпропаганды главный редактор «Известий» Петр Федорович Алексеев. Получив вежливый отказ в связи с заботой органов о моей «безопасности», я ужасно огорчился и написал отчаянное письмо Юрию Владимировичу Андропову — тогдашнему Председателю КГБ СССР. Датировано оно было 1 сентября 1980 года. Привожу его впервые и целиком:

«Уважаемый Юрий Владимирович!

Лишь крайние обстоятельства вынуждают меня обращаться к вам по личному вопросу, который без вашего вмешательства вряд ли может быть разрешен. Дело заключается в том, что в свое время я работал в органах госбезопасности, в том числе под крышей собственного корреспондента «Известий» в Италии. Естественно, что за время работы в этой стране у меня были доверительные связи и контакты в тех рамках, которые были целесообразны для моего прикрытия.

В 1969 году я был уволен в запас КГБ по состоянию здоровья из кадров (приказ № 300 от 4.8-69 года) и остался на работе в «Известиях». Сначала в должности заместителя редактора иностранного отдела газеты, а затем редактора отдела международной жизни «Недели». В 1971 году редакция «Известий» вновь направила меня в Италию в качестве собкора. Но через два года с небольшим командировка была прервана в связи с бегством изменника Родины Лялина, с которым я в 1960 году обучался в разведшколе.