Собкор КГБ. Записки разведчика и журналиста

Перенесемся на минуту в Рим. 1972 год, 12 мая. Корреспонденту газеты «Известия» в Италии Леониду Колосову, вашему покорному слуге, в этот день вручается медаль «Золотой Меркурий» из чистого золота высокой пробы. Событие в общем-то неординарное, ибо впервые обладателем столь престижной награды становится советский журналист за значительный, как сказано в официальном протоколе, вклад в укрепление дружеских связей между Итальянской Республикой и Советским Союзом. Награду преподносит председатель совета министров Италии Джулио Андреотти. На торжестве присутствует Альдо Моро, тот самый блестящий итальянский политик, весть о трагическом убийстве которого в марте 1978 года потрясла весь мир и в гибели которого западная пресса почти единодушно поспешила обвинить тогда «мастеров мокрых дел» из советских спецслужб.

Думаю, что вряд ли кто из присутствовавших в то время на торжестве и тепло аплодировавших новому обладателю награды знал, кто стоит в этот момент перед ними. И наверное, никогда не узнал, если бы не целый ряд событий и обстоятельств. Во всяком случае, через два десятка лет, 11 июня 1992 года, приглашенный в Рим за «круглый стол» итальянского телевидения, посвященный обсуждению проблем терроризма, все тот же Леонид Колосов был представлен почтеннейшим коллегам по дискуссии и всем итальянским телезрителям как подполковник бывшего Первого главного управления, то есть внешней разведки, бывшего Комитета государственной безопасности бывшего Советского Союза. И конечно же как экс-корреспондент «Известий» в Италии с многолетним стажем. Не удивился, а скорее, сделал вид, что не удивился, лишь сидевший рядом со мной начальник СИСМИ — итальянской контрразведывательной службы генерал Федерико Умберто д'Амато.

— Дорогой подполковник, — добродушно усмехнувшись, сказал он, обращаясь ко мне перед началом телепередачи, — я просмотрел ваше дело перед этой встречей. Оно довольно объемистое и весьма любопытное. Нас кое-что смущало в вашей прежней деятельности, но не было явных признаков шпионажа, ибо журналистика — самое хитрое прикрытие для людей шпионской профессии. Вас очень много печатали в «Известиях», и все, что вы делали в целом, шло на пользу и Италии и СССР. Кроме того, вы работали, вероятно, с очень надежной агентурой. Никто вас не заложил за столько лет пребывания на Апеннинах. Кстати, мы завтра смогли бы с вами пообедать, а потом я бы смог показать вам ваше досье.

— Я очень благодарен вам, генерал, за любезное приглашение, — отвечал я, — но завтра в десять утра я улетаю в Москву.

— Жаль, очень жаль. Тогда в качестве приятного сюрприза к отъезду открою еще один давний секрет: наша служба визировала в свое время награждение вас «Золотым Меркурием».

Из тринадцати лет, прожитых в Италии, девять из них я проработал как сотрудник советской внешней разведки. Прибыл я в Италию в звании старшего лейтенанта, а уехал подполковником. Внеочередные звания присваивались, как вы сами понимаете, не за красивые глаза. Но я всегда вел честную игру и ничего подлого не сделал стране, в которой работал как разведчик и журналист. Поэтому, когда «железного Феликса» стащили удавкой с пьедестала, и пришло ко мне решение рассказать о перипетиях моей деятельности. Истек срок давности «на молчание», и появилось желание поведать всю правду о себе. Так вышла в телеэфир передача «Риск в жизни разведчика».

На другой день после выхода передачи в эфир ко мне в гости пожаловали московский корреспондент итальянской газеты «Стампа» Джульетто Кьеза и представитель РАИ — итальянского радио и телевидения Джан-Пьеро Симонтакки. Они-то и организовали мою поездку в вечный город и участие в телевизионном «круглом столе».

Разместили меня по прибытии в Рим в роскошном отеле «Рафаэль» неподалеку от знаменитой своими фонтанами площади Навона. Сразу же ко мне был приставлен хвост — мне его без труда удалось вычислить, уж очень невнимательно он читал газету в вестибюле. Два дня из четырех я был предоставлен самому себе: поехал «поздороваться» с морем в местечко Фриджене, что в полусотне километров от Рима. Температура воды была около пятнадцати градусов, не больше, но я не мог отказать себе в удовольствии окунуться в давно забытые волны Адриатики. Тут откуда ни возьмись примчался спасатель и обругал меня сочным итальянским матом за опасное, по его мнению, несезонное купание. Я ответил ему тем же, на свой манер. «А, русский», — понимающе кивнул спасатель и, махнув рукой, ушел.

А потом был день работы с итальянскими телевизионными журналистами и прямой эфир «круглого стола». Мне задали очень много вопросов. Особенно интересовались именами агентов, с которыми я работал в Италии. Я ответил, что в свое время клятвенно обещал унести их имена с собой в могилу и клятвы не нарушу. В день отлета в шесть утра я вышел из отеля и побрел к Ватикану на его знаменитую площадь. Нежным перезвоном начали свою утреннюю песню колокола собора Святого Петра. Вставало солнце. Я прощался с Римом здесь. Arrivederci, Roma, до свидания, Рим. А может быть, прощай, кто знает?