Очередная выставка андеграундного художника на квартирнике. Богемная молодёжь сидит на тесной кухоньке и под абсент яро спорит с самим мастером о современных тенденциях в живописи и какое на самом деле все тлен.
Я с ними согласна кстати, особенно последнее время. Все тлен и мои внутренние страдания туда же. Мы с Наткой тремся вдоль выкрашенных в мрачный серый стен и очень внимательно рассматриваем такие же упаднические серо-черные полотна.
– Да, – тянет подруга и отпивает из граненого стакана коньяк. Слабоалкогольных напитков тут не предлагают, – хард-кор, но я бы и такое могла втюхать. Правда, со Славкой не договориться. Он заявляет, что в руки прогнивающей верхушки не дастся и за их баксы писать не будет.
– Гордый.
– Дурной, но думает, что идейный, – кивает она на кухню, где уже совершенно заблудший в своих рассуждениях и потонувший в абсенте художник, тихо курит на широком подоконнике и сверлит взглядом недописанную картину. Чую, за ночь домалюет, как разойдёмся.
– Вообще, мне нравится, – прохожу я из зала, заставленного советской мебелью в спальню. Тут стоит полуторная кровать с разобранной постелью, на тумбочке утыканная бычками пепельница, в углу скрученные в рулоны ковры. Видимо, были сняты на время выставки и их место заняла гордость нашего Славы Щербина – его экзистенциальные старания втиснутые в полотна. Тут тебе и мужик бородатый в смирительной рубашке, что-то немо кричащий и сидящий в углу, и дохлый голубь, и маленькая потерявшаяся девочка в мрачной толпе.
– Я такое только после развода могла рисовать, – Наука поправила на себе яркое сиреневое платье и присела рядом с пепельницей, – смотри, тут еще одна.
В углу за кроватью ютилось небольшое полотно с изображением побитого жизнью плачущего песика. Милаха – глаза большие, а слезы из них еще больше.
– Хорошо, эмоционально, смело, – отпиваю из своего граненого стакана разведенный абсент, – но не для меня. Знаешь, тянет на красивое. Рисую что-то, что радует глаз и на душе хорошо.
– Кстати, как там твой Демид? – она поднялась с корточек, присела на измятую кровать и вытянула гудящие на шпильках ноги. Мимо нас в сторону зала прошла парочка, что ютилась тут в уголке. Не уверена, что они картины там рассматривали, слишком уж темно. Но дело молодое, где еще ютиться, как не на квартирниках.
– Демид, – я сделала глоток побольше, – да что этому демону станется? Живее всех живых и выглядит преступно счастливым. Заказал себе НЮ.
– Да ладно, – Натка хохотнула и посмотрела на меня своими огромными расширенными глазищами, – вот это повезло. Красавчик же.
– Красавчик, – грустно заглядываю в стакан. Такой, что про Алекса вообще думать не получается. Жених после нашего дурацкого созвона не набирал уже три дня, – ходит передо мной во всей своей красе с членом наперевес и даже не стесняется, – я подняла глаза наверх и прикусила губу. Мимо меня прошагала возмущенная нежная ромашка в цветочном платье и шокировано ахнула, – ой, простите. Там песик еще в углу, обязательно посмотрите.
– Уже переспали? – шепнула Натка на ухо, обдавая меня свежим коньячным амбре.
– Нет, – гордо вздергиваю носик, – видимо ты забыла, Натусик, я как бы занята. Невеста я!
– Ой ты прости Господи, – закатила та глаза, – измена с таким как Демид, изменой не считается. Это же будет вулкан, взрыв, порнокино, которое потом, после замужества вспоминать будешь, как самое большое приключение.
– Нат, – оборачиваюсь на нее и поджимаю губы, – ну вот что ты такое говоришь?
– Ладно, прости, это все мои заморочки, – она сникает и задумчиво смотрит в окно, за которым уже давно стемнело.
– Как там у вас с Юрой? – не выдерживаю своих ноющих ног и забираюсь в кровать, прислонившись к стене спиной.
– А как у нас может быть? – она жмет худенькими плечиками, – взрыв, вулкан и порнокино. Скоро закончится и мы разойдемся.
– Не зацепил? – устало прислоняюсь к ее плечику щекой, – он вроде хороший и ты ему нравишься.
– Не получится у нас, – она вытаскивает телефон и вызывает такси, – поедем к тебе, а то Юра поселился у меня, занял все пространство и не вздохнуть.
– Ого, по-прежнему не выгнать?
– Пустила в квартиру на свою голову, – Натка тихонько ударяется затылком о стену, – это все твой приезд, я расслабилась и позвала к себе, а он и воспользовался. Раньше только отель. И работало, никакие миллионеры на моих квадратных метрах вписку не организовывали.
– А может это что-то значит, Нат? – протягиваю ей ладонь, когда она встает на ноги и поднимаюсь тоже.
– Это значит только то, что от правила отступать я больше не буду, – заявляет она и подхватывает меня под руку, чтобы покинуть выставку, – пока Славка. Если передумаешь, мои контакты у тебя есть, звони.
– Они меня не получат, – тот идет к нам в трениках с вытянутыми коленками и в майке-алкоголичке, обнимает на прощанье и забирает недопитые стаканы, – я гордый.
– Ладно, – Натка морщится, – но как пить будет не за что, все равно тащи.