Соблазн

Времени для маски Тайны было недостаточно, но зато вполне хватало для Злодейства. Маска Злодейства могла быть сыграна двумя способами – быстро и медленно. Первый использовался для отражения внезапного нападения, и эта маска оказывалась эффективной для нескольких филий. В ее основе лежала демонстрация некоего «обещания», а потом – его немедленной отмены с помощью определенных жестов и эмоциональных гримас. В стиле ведьм из «Макбета»: искушать пророчеством, долженствующим исполниться в будущем, которое оказывается не более чем блефом. Для этой маски не требовалось специфических декораций, поз, света или костюма; она могла быть сыграна в ресторане, концертном зале или в чистом поле. Я разыграла ее в позиции лежа, на полу, за две секунды. Я шевельнулась, улыбнулась, сделала серьезное лицо, закрыла глаза, открыла их. Эффект был непродолжительный, но я могла на него рассчитывать.

Ничто на свете, даже страх, не делает нас такими беспомощными, как наслаждение. Если и вправду хочешь разоружить кого-то – не угрожай, дай ему наслаждение. Наблюдатель опустил руку, в которой держал пистолет, и уставился на меня, пока я медленно вставала с пола, снова схватив электронож. Сцена для человека со стороны выглядела в точности как прерванная репетиция. «Пауза, джентльмены: актриса поднимается, актер опускает игрушечный пистолет». В следующее же мгновение, разумеется, действо возобновится.

Но я уже бросилась на него, не дожидаясь, пока это мгновение наступит.

В цель я попала, но не в яблочко. Джекпот сорвать не удалось, даже десятую часть. Часами я лежала связанной, мышцы практически не работали, и один лишь подъем вызвал головокружение. Но, по крайней мере, я почувствовала, что лезвие ножа беспрепятственно вошло в левую полочку его великолепной лиловой рубашки. Что там у нас? Селезенка? Я подумала, что селезенка – не идеальное место, но и это неплохо. Наблюдатель издал стон и, что гораздо важнее, уронил пистолет.

И тут я совершила серьезную ошибку: захотела вытащить нож, чтобы снова пустить его в дело. Только время потеряла. Я выдернула его, но он выскользнул из потной руки. Ответный удар не заставил себя ждать, а я, естественно, серьезным противником не являлась. Меня мутило, все тело болело, у меня был ампутирован палец, и я была голой. Мне еще повезло – от первого удара я уклонилась, откинув голову, но мой живот оказался поблизости от его колена. Он ударил дважды – в живот и в лицо, и у меня перехватило дыхание. Я попятилась, отступая, пока не наткнулась задом на гладкий край, вскрикнув от боли и упав на поверхность, заваленную разными предметами. Это был стол. И конечно, Наблюдатель увидел нечто на этом столе, что с легкостью мог использовать, потому что даже не встревожился по поводу упавшего пистолета. Он бросился на меня, словно паук с растопыренными лапами. Левой рукой зажимая рану, правой он пытался дотянуться до той вещи, которую увидел, а она была рядом с моей головой. Я схватила его за правую руку, выставила вперед колени, и мы начали бороться. Инстинктивно я чувствовала: если Наблюдатель дотянется до этого предмета – чем бы он ни оказался, скальпелем или ножом, – все будет кончено.

Мало-помалу его правая рука отвоевала пространство у моих рук. У меня в общем неплохая физическая подготовка, но он был сильнее и в более выгодной позиции. Перед лицом расползалась его улыбка – красная, яростная, словно оскал победившего в схватке кобеля. Конечно, мы, наживки, не борцы, мы – ловушки. «Ведьма» – разве не так он меня назвал? Внезапно я решила устроить ему сюрприз.

И, вместо того чтобы попытаться оттолкнуть его, я скрестила за его спиной ноги, словно мы занимались любовью. Пряжка его ремня впечаталась в мой лобок, а его лицо прилипло к моему – контакт двух кипящих котлов.

Тогда я просто-напросто выпустила его руку и позволила взять то, к чему он так стремился.

Секунду он в растерянности смотрел на меня. Он вложил всю энергию в овладение этим предметом, и вдруг я ему предлагаю: «Вот оно, бери. А заодно и меня. Два по цене одного». Он застыл от изумления – глаза как два блюдца. И я использовала этот момент, чтобы согнуть в локте левую руку – ту, от которой он менее всего ожидал неприятностей, – и двинуть этим локтем прямо ему в лицо.

У людей полных локоть – довольно тупая часть тела, но у худых, вроде меня, чьи руки в самом толстом месте можно обхватить пальцами одной руки, локоть состоит из пары острых костей – что-то вроде доисторического орудия, вытесанного кремневым ножом. Я не раз использовала это орудие в самых разных обстоятельствах. И теперь направила левый локоть прямо в его правый глаз, застав его врасплох – с разинутым от изумления ртом и абсолютно беззащитного, как младенец в колыбели. Признаюсь, мне доставило большое удовольствие ощутить, как лопается в орбите глазное яблоко и содержащаяся в нем жидкость, напитанная образами истязаемых девушек, брызжет мне на руку.