Соблазн

Вера закончила наносить тени на веки. Ничто, однако, в ее облике не выглядело завершенным. Костюм для наживки всегда второстепенен. «Как ты действуешь и как ты не действуешь – вот что на самом деле важно в любой маске», – сказала ей как-то Диана. Для Дианочки оказалось очень тяжелым испытанием решение сестры тоже стать наживкой, но она, конечно, в конце концов сдалась. Вера очень хорошо помнила тот день, когда сестра уезжала учиться в «специализированную школу»: ей тогда было десять лет и она долго плакала, оставшись одна с дядей и тетей. Через пять лет ее и саму протестировали, и она узнала, о какой «школе» шла речь. Диана, уже ставшая к тому времени профессионалом, надавила на все известные рычаги, чтобы помешать ей пойти той же дорогой, но добилась только того, что Вера еще больше уперлась.

Она наложила тени погуще, не переставая думать о Диане.

Конечно же, не было ничего удивительного в том, что Диана стала одной из лучших в мире наживок: она просто родилась для того, чтобы носить маски. Никогда не угадаешь, о чем она на самом деле думает, – такая хитрюга! «Она для тебя – просто богиня, ты слишком зависима от нее», – говорила Элиса. Вера знала, что сестра и подруга не очень-то ладили, но в этом случае готова была признать, что Элиса права. По ее мнению, даже Клаудия Кабильдо, с ее огромным опытом, не могла соперничать в мастерстве с ее Дианой.

И поэтому-то Вера так удивилась, когда старшая сестра сказала, что бросает работу.

«И все ради того, чтобы жить с таким чуваком, как Мигель Ларедо», – думала девушка, сжимая зубы. Настоящим театральным жиголо, самонадеянным красавцем, который оставил работу по специальности ради того, чтобы – о, бога ради – уберечь свою гладкую кожу от шрамов. И не то чтобы ей было дело до того, что там натворил Ларедо, да и не ревнует она вовсе – на что однажды ядовито намекнула Элиса – к тому, что ее сестра с ним спит. Чего она действительно не может принять – так это то, что Диана предпочла жить с этим типом, вместо того чтобы прикрывать собой амбразуру. Неужто в этом и заключается зрелость – предпочесть вульгарность, предпочесть трусость? «Вовремя» выйти в отставку, пока кто-нибудь – о, бога ради – не причинил тебе серьезного вреда, такого, как Клаудии Кабильдо (или Элисе, но лучше об этом не думать)? Если уж ты так боишься, зачем стала наживкой? Зачем сказала «да», сестренка? Разве не лучше снять облачение, прежде чем дать обет? Кого ты на самом деле боишься? Наблюдателя? Возможно, ее сестре следовало посоветоваться с Элисой: «Что нужно сделать, чтобы стать такой, как ты, Элиса, чтобы выйти на арену и привлечь к себе быка, вместо того чтобы сунуть голову под подушку, как трусиха, такая, как…»

Вера почувствовала, что глаза ее повлажнели, а это угроза для макияжа, сделанного с таким тщанием. Она глубоко вздохнула и решила побыстрее завершить сборы. Еще раз расчесала длинные каштановые волосы, сделав пробор посередине. Вдела в мочки серебряные серьги. Сложила помаду, тушь, тени и сунула в боковой карман рюкзака, который оставался в спальне. Вернулась в ванную и нажала на клавишу «Delete», стирая записи с репликами из «Все хорошо, что хорошо кончается» – одной из наименее популярных пьес Шекспира как у читателей, так и у постановщиков. Лично ей нравилась история героини пьесы Елены – Золушки, которая бросается в бой за истинную любовь, не обращая внимания на социальное неравенство и даже выступая против того мужчины, которого любит. В их профессиональной среде поведение Елены ассоциировалось с маской Жертвы, однако больше всего Веру привлекали сила и отвага героини: «Чья власть к звездам любовь мою манит?»[49]

Вера прошла в спальню и убрала плеер в тумбочку, стараясь не заглядывать внутрь ящика, где было столько вещей, напоминающих об Элисе.

Ее ноутбук, открытый, все еще лежал на постели. Она закрыла испещренный пометками текст «Все хорошо» и открыла сайт карты с распределением наживок по зонам охоты на Наблюдателя.

Ожидая, пока загрузится сайт, она улыбнулась. Боже, как же ей нравится эта работа! От нее никуда не денешься – и пугает, и возбуждает одновременно. Прошлой ночью, в Цирке, ей удалось подцепить на крючок пьяного парня, который перешел черту, разделяющую приставание и агрессию. Веру до сих пор смех разбирает при воспоминании о том, как легко это было: простая фантазия на тему Вонга, дабы освободить его подсознание и умерить желание, а она всего лишь принимает позу Ульриха. Всего лишь. Было так клево увидеть лицо этого парня, пускающего слюни от…

И вдруг девушка замерла.

На этот раз звук был хорошо слышен – скрип дверных петель.

В ее квартире.

От волнения пересохло во рту. Вера пошла в гостиную. Краешком глаза заметила сексапильную фигуру, скользившую вдоль стены, и непростительно долго не могла понять, что это она сама, отраженная в зеркале.