– Секрета нет, – уныло сообщила Лиза. – Я просто не знаю, как сообщить суду всю эту прорву веселеньких историй. «Жизнь замечательных людей» – да и только!
– М-да! Положеньице, конечно, интересное…
– Для того чтобы обнародовать всю подноготную наших персонажей, надо пригласить в суд свидетелей. А кто пойдет? Старушка Бергер, которую пугает даже шум за стеной… Или, может быть, голубая звезда Ли… Даже бывшая секретарша Самарина не захочет связываться с судом…
– Кроме того, вы не забывайте, та информация, которую вы получили, добыта, так скажем, не совсем… э-э… законным путем, – душка Полич и здесь был предельно корректен.
– Это так. Я была журналисткой, работницей собеса, даже представительницей шоу-бизнеса из Бродокалмака! Боюсь, что жертвы моих розыгрышей захотят устроить мне темную, – Елизавета пребывала в миноре.
– Но у вас же есть Василий! – внезапно осенило Виктора Павловича.
– Да… За триста американских рублей он сдаст Куролесина, – вяло улыбнулась Дубровская. – Только будет ли толк?
– Это уж вам решать. Да, кстати, чуть не забыл… Хочу пополнить вашу коллекцию злодеев, – Полич достал из барсетки листок бумаги. – Вы просили данные на свидетеля Пронина, еще одного гостя памятного дня рождения. Так он больше известен под кличкой Мышонок… Но я не думаю, что он появится в суде. Дело в том, что он находится в розыске за совершение разбоя…
– Час от часу не легче! Куда же смотрела прокуратура, если его показания зафиксированы в материалах дела. Хорошо же у нас ищут преступников!
– Ну это вопрос не ко мне… – улыбался Полич. – Разрешите откланяться, леди адвокат!
Елизавета поморщилась. Дурацкое выражение, которое Виктор Павлович услышал раз из уст Виолетты, прилипло к ней, как магазинный ярлык.
Она осталась одна. Как в кинематографе перед ней мелькали знакомые лица, звучали страшные признания.
Заплаканная Вера Петровна: «Я думаю, что на Кедровом озере произошло заказное убийство, а заказчик – Самарин!»
Белокурая, голубоглазая модель Ли: «Гаврилов мне жаловался, что, если бы не Макаров, он давно бы был миллионером. Кстати, он намекал, что скоро у него появятся деньги. Много денег!»
Развязный Пчела, обнимающий в роскошных апартаментах Макара безутешную вдову. Да и сама бедняжка: «Я не нуждаюсь в подачках вашего богоугодного заведения!» Еще бы она нуждалась!
Высокомерный официант Василий: «Он так и сказал Макару: „Не зови меня, когда тебя будут убивать!“ Только я не знаю никакого Перевалова. Гостя Виталия Александровича звали Куролесин».
Статная Галина, питающая ненависть ко всему французскому: «Это дело темное. Они продали магазин в такой спешке!»
Старуха Бергер – божий одуванчик: «А я все думаю, не моя ли сноха Татьяна вместе с теми мордоворотами укокошили беднягу Макарова на Кедровом озере».
Вопросы, вопросы… Итак, кто же из них? Самарин, Гаврилов, Пчела с вдовушкой, Куролесин или чета Бергеров… «Самый непорочный из них – это Мышонок! – невесело усмехнулась Елизавета. – Да и то потому, что я не занялась им как следует!»
В судебном заседании Самарин держался превосходно.
– Великий человек погиб. Видный общественный деятель, меценат. Общество понесло невосполнимую утрату. Как я к нему относился? Трудно передать словами. Он для меня был старшим товарищем, руководителем, отцом, если хотите. У меня с ним конфликты? Побойтесь бога! Какие конфликты?! Я был доволен всем. Абсолютно!
«Чертов упрямец этот ваш Макар. Сквалыга и последняя сволочь! Вся жизнь пошла прахом из-за него. Я много чего могу вам рассказать интересного. Но дудки, не дождетесь! Буду петь ему дифирамбы, впрочем, как и вся эта публика. А на неделе зайду на кладбище и плюну на могилу – отведу душу! Скажу тебе все, Макар, все, что накипело. Ты услышишь. Но вряд ли что-нибудь сможешь мне ответить! Только сосна, высокая и стройная, покачает недоуменно кроной над моей головой, или ворона, вперив в меня проницательный глаз, как ты когда-то, оглушительно каркнет ругательство в мой адрес. Но я ничего не расслышу и спокойно вернусь домой. Туда, где меня никто не ждет».
Его красавица-невеста Маша с пшеничной косой давно перебралась к Куролесину. Даже смерть Макара, чудесно распутавшая клубок противоречий, не помогла Самарину. Испытательный срок, который подарил милицейский папаша потенциальному зятю, уже истек. «Не серчай, но в мужья Марии ты не годишься». Вот так! Коротко и ясно сформулировал он свой приговор и с легкой руки отдал дочь замуж за проныру Куролесина. Его синеокая любовь, смочив слезами носовой платок, безропотно пекла теперь пироги и отдавала супружеский долг своему суженому, неоднократно судимому и многократно женатому. А Самарин, дурак, когда-то наивно полагал, что стоит Макарову сгинуть с этого света, как все проблемы разрешатся сами собой. Расчет не оправдался, но это не мешало ему проклинать Виталия Александровича и после его смерти.
«Надо было убить его раньше. Тогда все было бы по-другому!» – невесело размышлял он.