Соблазн эмиграции, или Женщинам, отлетающим в Париж

В женской мотивации эмигрировать чувствуется еще и кризис мифа справедливой очереди на получение социальных благ[75]. Им или надоело ждать хорошей, нормальной жизни, или они знают, что ждать бессмысленно. Выезжают женщины, чьи родители занимают довольно высокие, уверенные позиции в Москве или Санкт-Петербурге, гарантирующие и детям, и внукам минимум социальных благ, кроме того, родители которых выезжали за границу и благословляют своих чад на выезд, наконец, родители дочек, понимающие, что их замужество может укрепить социальный статус, то есть: «Лучше неудачно выйти замуж за француза, чем за русского». И конечно, выезжают те, кому «ничего не светит», кто понимает, что лучше миновать какой-то отрезок пути здесь, дома, и начать эту борьбу в западном, более цивилизованном обществе.

В психологии этот феномен называется «эффектом края»: стимулы, расположенные в конце и начале предъявляемого, обладают преимуществом в восприятии и запоминании. В социологии я бы сформулировала этот феномен как эффект большей свободы социальных агентов, принадлежащих к самой высокой и самой низкой социальным стратам. Первым уже не интересно, вторым еще неинтересно, в силу сомнительности перспектив, стояние в очереди. Однако степень свободы не определяет успех аккультурации. Есть еще и аксиологический аспект: иждивенческая позиция. Преимущества при этом получают женщины «высшего света» уже в силу того, что они несут больший культурный капитал – лучше образованны, а также обладают социальными навыками светского поведения и в принципе нацелены на более высокие социальные позиции.

«Социально-психологическая эмансипация женщин и все более широкое их вовлечение в общественно-производственную деятельность делают их семейные роли, включая материнство, не столь всеобъемлющими и, возможно, менее значимыми для некоторых из них. Современная женщина уже не может и не хочет быть только «верной супругой и добродетельной матерью». Ее самоуважение имеет кроме материнства много других оснований – профессиональные достижения, социальную независимость, самостоятельно достигнутое, а не приобретенное благодаря замужеству общественное положение. Некоторые традиционно материнские (хотя и в прошлом их нередко выполняли другие женщины) функции по уходу и воспитанию детей ныне берут на себя профессионалы – детские врачи, сестры, воспитательницы, специализированные общественные учреждения – ясли, детские сады и т. д. Это не отменяет ценности материнской любви и потребности в ней, но существенно изменяет характер материнского поведения»[76]. Однако эта картина отражает общую, на вид спокойную тенденцию к женской эмансипации. На самом деле речь идет о гиперэмансипации, стремлении выйти за пределы всех социальных предписаний своей культуры, ни одно из которых до сих пор не предполагает истинной свободы и эмансипации женщины. У феминисток потому образ мужененавистниц и скрытых лесбиянок, потому что они в своем негативизме перечеркнули все нормативно устоявшиеся сценарии отношений между мужчиной и женщиной, но еще не успели написать новые.

Женская эмансипация переживает свой подростковый возраст, период ухода, преувеличенного и не всегда осмысленного протеста. Но и она есть только чрезмерный порыв с тем, чтобы освободиться от пут и получить необходимую для жизни всякой женщины дозу социального признания и уважения. Эмиграция в этом смысле – это такое же проявление гиперэмансипации. И здесь и там только женщины, достигшие заветного уровня реализации, называют себя счастливыми, а эмиграцию – оправданным шагом.

«Очень долго я ничего не делала. На это ушли годы. Только на третьем году я спохватилась, что почти не говорю по-французски и не имею никакой профессии», – из исповеди женщины, которая, прожив десять лет во Франции, раскаивается в своем решении уехать.

В этом смысле эмиграция – это не норма, а порыв в сторону нормы, она – транзит к нормальному будущему. Так у нас массовые разводы периода перестройки, инициированные на восемьдесят процентов женщинами, совершались в поиске более нормальных отношений, совместимых с жизнью самой женщины, на которую выпало столько невзгод, и с жизнью детей, попавших в зависимость от безвольных или растерявшихся отцов.