Соблазн гнева

Выпили по стопочке коньячку, потом еще по чуть-чуть, потом еще… И как же вкусны были и жареная крольчатина, и соленые рыжики, и печеная картошка, и свежий деревенский хлеб…

Да, в Петербурге таких вещей не найдешь, думала Марина, там и хлеб-то безвкусный по сравнению с этим, а уж рыжики… Рыжики есть, конечно, в очень дорогих ресторанах, только что же это за грибы, если их подают в хрустальной салатнице, да еще и заправляют маслом и луком? Нет, лук – это только к груздям. А настоящий рыжик должен лежать в деревянной расписной миске сам по себе, без приправ, потому что только так можно расчувствовать его вкус, подлинный вкус хвойного леса, летнего дня, теплого дождика…

Уж как Нина Павловна договорилась с мужиками и какое количество людей она нанимала, Марина и гадать не стала, только оказалось, что к приезду Натальи Ивановны туалет и ванна в новом доме уже начали функционировать. Правда, канава в огороде еще не была засыпана, а яма у дальнего забора не прикрыта щитом, да и дыры, наспех пробитые в стенах для проводки труб, временно заткнуты пучками пакли… но все работало!

Хлопотливая бабушкина подруга сообщила, что все оставшиеся работы будут полностью закончены в течение двух дней. И так оно и вышло. У Марины просто голова шла кругом от стука молотков, топота чужих ног… и она не переставала изумляться тому, как споро и аккуратно работают нанятые Ниной Павловной люди. В Питере такие мастера были бы нарасхват. А заплатить Марине пришлось раз в десять меньше того, что с нее взяли бы там.

Только на второй день к вечеру, когда Наталья Ивановна наконец более или менее устроилась в новом доме и освоила технику управления электрическим водогреем, Марина решилась наконец завести разговор на тревожившую ее тему. И после ужина, когда они вместе мыли посуду в чистой новой кухне, Марина сказала:

– Бабуля… меня ведь Дикулов выгнал из дома.

Тарелка выскользнула из рук Натальи Ивановны и с грохотом упала в мойку. Разбилась она ровно на два полукруга.

Наталья Ивановна внимательно посмотрела на осколки, потом взяла их, аккуратно положила в мусорное ведро и лишь после этого тихо спросила:

– Почему?

– Я ему не дочь.

– С чего это он взял?

– Генетическую экспертизу делали.

– Чего-чего делали?

– Ну, исследование такое специальное, анализ. По крови определяют, кто родной, а кто нет.

– Вон оно что… И кто ж его надоумил?

– Жена последняя. Она ему изменила… Ну, понимаешь, когда он ее застукал, она заявила, что у него детей нет, а ей ребенка хочется, вот она и спуталась с молодым. А отец сказал, что у него есть дочь, то есть я. Ну…

– Поняла, все я поняла, Мариночка. Хватит, не надо дальше. Давай-ка сядем, поговорим. Наверное, раньше надо было, да я все надеялась, что никто не узнает.

– О чем не узнает, бабушка?

– Да вот как раз об этом. Что ты ему на самом деле не родная.

– Бабуля, но как же это могло случиться? – осторожно спросила Марина, садясь к столу напротив бабушки.

Конечно, она не знала своей матери, но… но что-то ей не верилось, чтобы та могла изменить мужу. Точнее, ей просто не хотелось в это верить. Мама всегда казалась ей идеалом женщины – нежной, преданной, любящей… Во всяком случае, такой ее считал Дикулов. И почему бы Марине сомневаться в его словах?

Наталья Ивановна тяжело вздохнула:

– Ох, деточка… Как случилось? Да так и случилось, что снасильничал один человек над твоей мамой, вот как. Обидел ее, надругался над ней. Понимаешь?

Марина побледнела и долго не могла произнести ни слова.

– Как же так?.. – выдавила она наконец из себя.

– Вот так, – горестно вздохнула Наталья Ивановна. – А я виноватой вышла.

– Почему ты?

– Она же ко мне приехала в гости. А я не доглядела, не уберегла ее. Ничего, – странным тоном продолжила она, – я с ним по-свойски поговорила. Больше уж он никогда в жизни никого обидеть не смог…

– Что ты с ним сделала? – шепотом спросила Марина.

– Да уж что сделала, то и сделала, – сухо ответила Наталья Ивановна. – Тебя не касается.

…Как хорошо помнила Наталья Ивановна тот страшный день…

Аннушка вернулась поздно, истерзанная душой и телом, заплаканная, с распухшими глазами… и, конечно же, не смогла утаить случившееся. Все рассказала свекрови. Наталья Ивановна выслушала ее молча, помогла умыться, привести себя в порядок, напоила горячим чаем с малиной, уложила в постель… а потом холодно, спокойно взяла в чулане самый тяжелый топор, колун, и пошла к рыжему Витьке.

Все она помнила по сей день, каждый свой шаг. Она не спешила, пробиралась задами огородов, прячась в тени, но все же ничего не боясь.

И до сих пор жалела она, что немного промахнулась, что не убила насильника с одного удара… а второй раз у нее рука не поднялась. Не смогла добить упавшего гада, не смогла еще раз опустить топор ему на спину. Да и ладно, все равно неплохо получилось. Колун угодил точнехонько в поясницу, навсегда лишив мерзавца мужской силы. И ноги у него тоже навсегда отнялись.

Наталья Ивановна долго еще ждала, что за ней придут, арестуют, отправят в тюрьму… но, видно, Витька не решился сказать, кто его так приложил колуном. Да и то, если бы сказал – самому было бы хуже.