Материя скользнула вниз, задержавшись на талии Кили. Элерик не мог отвести глаз от покрытых пупырышками, нежно-розовых сосков, таких призывно-твердых и набухших, что его губы непроизвольно потянулись к ним — превозмочь этот соблазн было выше его сил.
Он прикоснулся языком к одному из них, и Кили вскрикнула, что больше походило на сдавленный писк. Она схватила его за плечи, впившись пальцами в кожу.
Элерик обхватил губами другой сосок и начал с силой посасывать его, и Кили изогнулась всем телом.
Она рвалась ему навстречу, пальцы все сильнее впивались в кожу, казалось, она испытывает почти физическую боль. Когда Элерик остановился, Кили, всхлипнув, беспокойно заерзала под ним.
— Тихо, не торопись, красавица. Это только начало. Расслабься. Позволь мне любить тебя.
Элерик отодвинулся от Кили и встал с кровати. Стоя на полу, он стянул с нее ночную рубашку, и, наконец, его взору предстало обнаженное тело любимой.
У него перехватило дыхание. Никогда за всю свою жизнь он не видел ничего более прекрасного. По гладкой, безупречной коже скользили отблески пламени. Молочно-белая, идеально ровная, без единого изъяна. Ее фигура была совершенна — округлые бедра, тонкая талия и пышные груди идеального размера, чтобы уместиться в ладони мужчины и порадовать его губы.
Живот был тугим и плоским с небольшим углублением посередине, вид которого пробудил в Элерике непреодолимое желание ласкать эту впадинку языком.
Его взгляд скользнул вниз, пока не остановился на треугольнике вьющихся волос между бедрами, на этой охранной печати, стерегущей невинность его возлюбленной и вход в девственное божественное лоно, сулящее восторг.
Элерик и представить не мог, что желание может быть столь велико. Его и без того разрывающееся от напряжения мужское достоинство было готово взорваться, а прикосновение к ному льняной мл горни рубахи сводило Элерика с ума.
Ему не хотелось пугать девушку, но он должен был освободиться от одежды, иначе пришлось бы просто сорвать ее с себя.
— Полежи немного, мне нужно раздеться, — сказал он тихо.
Кили смотрела на Элерика широко открытыми глазами.
Элерик сорвал тартан и отправил его в полет по комнате, затем сдернул с себя рубаху. Доблестный жезл вырвался на свободу, как сжатая пружина. Элерик испытал такое облегчение, что чуть не упал на колени… Посмотрев на девушку, он заметил, что ее взгляд прикован к его чреслам. Он не мог понять, был это испуг или любопытство. Пожалуй, на ее лице отразилась странная смесь этих чувств.
Он встал перед Кили и осторожно развел ее бедра в стороны, но она вдруг вскинула вверх руки, как будто хотела защититься.
Элерик обхватил ее запястья, одновременно поглаживая пальцем бугорки на ладонях.
— Не пугайся, Кили. Я не причиню тебе вреда. Обещаю быть нежным, как новорожденный ягненок.
Он точно знал, что сдержит слово, чего бы это ни стоило.
Глава 18
Кили не дышала так долго, что у нее закружилась голова и сознание почти покинуло ее. Когда же она наконец выдохнула, смелости у нее заметно поубавилось.
Перед ней стоял мужчина — воин, которому нет равных на земле. Закаленный в сражениях. Мускулистый. Израненный. Поджарый — ни унции жира под тонкой гладкой кожей.
Он нависал над Кили, как утес, и его физическая мощь, казалось, заполняла все небольшое пространство комнаты. Ему ничего не стоило причинить ей боль, и все же она чувствовала, что может полностью ему довериться. Его нежность успокаивала, одновременно воспламеняя желание.
Но, оценив его чресла, этот… пугающий отросток, который… торчал вверх, как древко боевого знамени, Кили с сомнением посмотрела на Элерика.
— А ты уверен… Ты уверен, что мы сможем… что это… подойдет по размеру?
Она чуть не застонала от стыда и унижения. Разве можно считать ее взрослой, независимой женщиной, которая сама заботилась о себе все эти годы, если при виде мужского достоинства она готова лишиться чувств? Ей и раньше приходилось сталкиваться с анатомическими особенностями мужского тела. И, ухаживая за Элериком, она видела его обнаженным, но его мужское достоинство находилось в состоянии покоя, не торча, как боевой топор.
Элерик негромко рассмеялся, и в глазах его промелькнул озорной огонек, когда он посмотрел на Кили.
— Да, подойдет по всем статьям. А твой долг — дать ему пристанище.
Она приподняла бровь, удивившись его самонадеянности.
Это мой долг? А кто установил правила, воин? Элерик усмехнулся.
— Ты расслабишься, твое лоно увлажнится, и это облегчит ему задачу. А помочь тебе в этом — мой долг.
— А у меня получится?
Как Кили ни старалась скрыть смущение и сомнения, которые терзали ее, предательская дрожь в голосе выдала ее.
Элерик придвинулся ближе и склонился над ней. Его тело было так близко, что горячая волна, исходившая от него, накрыла девушку, проникая в плоть.
— Все так и будет. Я позабочусь об этом.
Он лег на нее, обжигая жаром, расплавляя кожу, пока ее тело не растворилось в нем. Колечки волос на его груди слегка щекотали шею Кили, пряди длинных волос, свесившись вниз, упали ей на плечо.
— Не пристало говорить мужчине, что у него красивые волосы.
Кили улыбнулась.