Соблазненные одиночеством

– А ты всегда такой вежливый? Я, например, тебя первый раз вижу, пить с тобой не пила, телят не пасла. Мне Саша сказал, что ты поэт, а не хам.

Он – мимо ушей.

– Ладно, в баню поедем. В семь там люди будут. Голос, вижу, у тебя есть.

– А что, в бане фортепиано имеется? Или ты просто помыться хочешь?

– Ты глухая: люди там будут. Правильные. Если хочешь петь, то петь надо им.

"Пошел ты…" – так надо было сказать. Но правда: такая тоска дома, я не знала, что бывает так плохо. Даже в Алма-Ате веселее. Короче, поехала.

Не обманул Аркаша. Мылись там настоящий композитор, которого даже я знала. Да еще пара придурков. И две проститутки – не считая меня. Мне чего-то весело стало. Я первый раз за все это сраное время смеюсь, болтаю. Федор Иванович, композитор, так внимательно меня слушает водки подливает – культурно, профессионально. В бане, говорит, разговаривать о нашем деле неудобно. Сегодня я вас домой отвезу, а встретимся завтра. После шести. У меня. Там, кстати, как ни странно и рояль имеется. И дал мне хороший шампунь. Я хоть голову по-человечески помыла.

Все так и случилось: он меня на своей машине до общаги подвез, завтра я в полседьмого к нему в Печатники подтянулась. Песенки мои Федор Иванович послушал и грустно так: ну вы же понимаете, что это говно. И водки наливает.

Я у него осталась – за правду. Нет – мне просто хотелось. И еще хотелось выспаться в отдельной квартире, утром пописать в отдельном туалете, позавтракать за одним столом с мужчиной.

(поет Маэстро)

Другая жизнь

ВИОЛЕТТА. Ничего, жить можно. Хотя интересно только неделю. Познакомилась со всеми, кто поет песни Федора Ивановича. С некоторыми из них обменялась телефонами Федор иногда доверял мне сказать несколько слов в разговоре со своими певичками. Разговаривали они просто: вроде про очень серьезные вещи – а весело, с матком. Как и предполагала, ошивается в этом деле всякий сброд. Я со своей музшколой была на равных. Потом скучно стало. Причем, Феде еще раньше, чем мне. Зато Валя, администратор, проявил интерес. А Федор Иванович рассказывал, что Валя голубой. Ошибся.

Ладно, это все понятно. Жизнь есть жизнь. Терять, как популярно объяснили "правильные люди", мне в этой жизни нечего – можно расслабиться. Я расслабилась. Только вот странно.

Еду часов в восемь утра на работу. По Калининскому. Смотрю, один киоск работает. Остановилась. Там музыка продавалась – кассеты и лазерные диски. Не знаю, что случилось, но я выгребла из кармана последние деньги и купила компакт Моцарта. Целый день я слушала, разглядывала, нюхала. И даже лизнула. Как заболела – грипп такой бывает: долгий, без температуры, не веришь, что однажды выздоровеешь.

(поет Я твое повторяю имя)

Дар

ВИОЛЕТТА. Когда тебя убивают, надо верить, что ты бессмертен. Тогда сразу после смерти ты уродишься новым и умным. Ты будешь слушать ветер и слышать звуки, из которых он состоит. Если не веришь в бессмертие, оно настигнет внезапно. Открывается небо, очищается воздух. Жизнь врывается и колошматит прямо в сердце. И просишь сам: дай мне умереть опять. Верни мне ночь, отдай мой пыльный, хмурый город. Потому что друзья смеются, потому что забывают близкие. И клубится новая жизнь, и не видно ее почти никому – не докажешь ничего. Господи, как прекрасно, как невыносимо так жить. По колено в грязи – и открытое небо другого цвета. Проклятье. Дар божий. Душа поднимается, и смотрит сверху – грустно. Глухие затевают с тобой разговоры, слепые объясняют, как устроен мир. Ты все слушаешь, все веселее и легче тебе, все громче поет душа. И безнадежнее прошлое, и невозможнее будущее. Но нет пути назад – тебя убили, ты воскресла.

(поет Луч)

Кража

ВИОЛЕТТА. Два года жила этой безумной идеей – выпустить такую вот гладкую, красивую пластинку. Как у Моцарта. Я стала писать песни как заведенная. Ничего не видела, ничего не хотела кроме одного: чтобы была у меня своя пластинка. «Альбом» – про себя говорила это слово и плакала. Я видела, как он выглядит, знала, сколько стоит, присмотрела несколько магазинов, где надо его продавать. И уже понимала: умру, если не сделаю этого. Не хотела я никакой славы – плевать. Мне надо было избавится от этих песенок, от этого проклятого города и его уродов. У Саши выяснила, сколько стоит самой сделать пластинку… Эх, нечего было мне продать – я бы продала. И тогда я украла.

Я всегда подозревала, что воровать легко. Нужно только очень чего-нибудь хотеть: шубу, машину, бассейн на даче. И дается, как известно, один шанс. Второй раз уже ничего не получится. Нет легкости, нет фарта.