Соблазнённый (ЛП)

Он по-прежнему летает между Францией и Англией, но я согласна с таким образом жизни. Мы все живем в огромном папином особняке. Мои родители воспитывают Элоизу так же, как и мы с Домиником. Поскольку мы оба работаем, она находит убежище у бабушки и дедушки. Папа балует ее до смерти. Проживание в особняке было единственным условием папы, когда Доминик попросил у него моей руки.

Мы сыграли небольшую семейную свадьбу перед рождением Элоизы, и это была самая лучшая свадьба, о которой я могла мечтать.

Доминик и Элоиза — единственное, чего я хочу от жизни.

Элоиза занята строительством своего замка из песка. Доминик говорит ей, что принесет воды, и идет в мою сторону.

Я закусываю нижнюю губу, наблюдая за тем, как ловко движется его тело. Все это мое. Он мой.

Муж садится рядом со мной и шепчет чертовски хриплым голосом:

— Если и дальше будешь так смотреть на меня, я потребую тебя прилюдно.

— Что? — я притворяюсь невинной. — Я сосредоточена на своей книге.

— Ага. — Он тянется к моим волосам и поглаживает прядь за ухом. — Как ты себя чувствуешь?

Он спрашивал об этом все время с момента нашего воссоединения. Он заставляет меня проходить полную проверку здоровья каждый месяц. Он даже не хочет, чтобы я заводила еще одного ребенка, потому что это может навредить моему здоровью. Он говорит, что Элоиза — это все для него, но скоро я смогу убедить его подарить ей брата или сестру.

— Перестань быть для меня доктором ОКР, Дом. Я в порядке, — я улыбаюсь и провожу пальцем по щетине на его щеке. — Но буду очень рада, если мы найдем укромное местечко.

Он смотрит на Элоизу, которой наскучил замок, и она плещется в воде своими крошечными ножками.

— Ты имеешь в виду, что есть место, где этот маленький демон не будет мне мешать?

Я хихикаю.

— Что ж, она крепко спит, если слишком устала, так что давай поиграем с ней, пока она не уснет.

— Хм-м-м. Интересно, кто научил тебя таким манипуляциям, жена?

Я изображаю непонимание, обвиваю руками его шею и притягиваю к себе.

— Мне тоже интересно.

Его губы находят мои, и он целует меня долго и глубоко, пока я не задыхаюсь. Поцелуи Доминика никогда не менялись. Он всегда был и всегда будет энергичным мужчиной, который сметает все на своем пути. Взамен он отдал мне свою обнаженную душу. Свое сердце. И свою редкую теплоту.

— Папочка! — зовет Элоиза, стоя перед нами. Ее блестящие зеленые глаза слишком выразительны, словно они могут заглянуть в душу.

Мы отстраняемся друг от друга, и она берет Доминика за указательный палец, а затем и мой. Она улыбается нам обоим. Мы с Домиником щекочем ее, пока она не разражается смехом.

А затем Доминик заключает нас обеих в свои сильные, надежные объятия.

На мгновение мы почувствовали себя счастливыми.

Такими безгранично счастливыми.

Конец

Или нет?

Расширенный эпилог

Доминик

Я встретил Камиллу в неподходящий момент своей жизни.

Тогда я не верил в это, но теперь верю. Нельзя встретить правильного человека в неправильное время. В конце концов, это приводит к обратному результату.

Тогда она была просто девушкой-бариста в моем привычном кафе. Она неделями наблюдала за мной, как любопытный котенок. Какой бы интерес она ни испытывала, он, казалось, не был удовлетворен.

Поначалу я ее не замечал. Фоновые люди всегда оставались на своем месте — на заднем плане. Бессердечный, да, но мне просто наплевать на людей.

Я играю в игру жизни. Друзья. Вечеринки. Дорогие рестораны. Блестящая карьера. У меня есть все, чтобы намекнуть на нормальную, идеальную жизнь.

Когда я был моложе, то думал, что это из-за того, что мой приемный отец был перфекционистом и требовал совершенства взамен. Я был для него благотворительным фондом и должен был платить ему сполна. Идеальные оценки. Идеальные манеры.

Идеальные… вещи.

Он не заботился обо мне, но я вспоминал о его образе успешного бизнесмена, поэтому нужно было соответствовать.

Я так и делал. И продолжаю это делать даже тогда, когда он находится в шести футах под землей.

Только когда мне исполнилось двадцать, я осознал, что делаю это не ради него, даже если его твердая рука поощряла это.

Я делал это для себя.

После того как меня бросили перед школой-интернатом в возрасте пяти лет, а может и меньше, стало страшно. Шел сильный дождь. У ступенек школы собралась лужа. В сознании пятилетнего ребенка эта лужа казалась такой большой, что я думал, будто утону. Я плохо помню те дни, но запомнил, что мне было страшно.

Это раздражающее чувство. Сомнение. Неизвестность. Ничтожность.

Когда меня привели в эту школу, я стал мишенью для мальчишек постарше. Они несколько раз избили меня, чтобы показать, кто здесь главный и что я должен отдавать им половину своей порции еды.

Тогда и началась вся эта игра в выживание.

В те первые недели я часто голодал. Персонал, казалось, не заботился об этом, а после того как меня бросили взрослые, я не доверял никому.

У меня был выбор: смириться с тем, что меня бьют, или отказаться от еды. Я мог бы прятаться за столовой, как другие слабые дети, и поглощать свою кашу, как вор.

Я не стал этого делать.