Соблазнить герцогиню

— Между прочим, я был в игорном доме Фонтэйна в тот вечер, — подал голос Мэсси. — Так вот, ему вовсе не наплевать.

— Стивен, не надо об этом, — Шарлотта снова потупилась. Взглянув на Эдварда, она подмигнула ему и со смехом воскликнула: — Все-таки ты прав! Да-да, не следует его бояться. Ему действительно на все…

— Приветствую вас, джентльмены! Рад видеть вас, дражайшая герцогиня. — В следующую секунду в комнату вошли Томас Холланд, Ричард Кавершем и виконт Стаффорд. А за ними еще четверо джентльменов, Шарлотта встала, приветствуя вновь прибывших.

— Как я рада! — Она улыбнулась гостям. — Всегда приятно видеть лица друзей.

И так продолжалось в течение часа. Развлекая гостей, Шарлотта шутила, смеялась и флиртовала. И при этом все чаще поглядывала на часы. Часы же на каминной полке словно насмехались над ней, отсчитывая минуты необычайно медленно; временами ей даже казалось, что они и вовсе остановились.

«Где же Филипп? — спрашивала себя Шарлотта, — Неужели решил остаться у Джоанны? Обычно к этому времени он уже возвращался домой, а сейчас…»

Она знала: как только муж вернется, Фэллон сразу сообщит ему о неприличном сборище в гостиной, и, конечно же, сообщит, что его жена ведет себя как шлюха.

Она позаботилась о том, чтобы дверь гостиной осталась чуть приоткрытой. Так что Филипп непременно услышит голоса и войдет.

А что, если… Что, если Филипп дома? Может, они с Джоанной слишком заняты, развлекая друг друга в одной из комнат? И в таком случае ему и впрямь на все наплевать. В таком случае получается, что она напрасно все это затеяла…

Филипп выругался сквозь зубы, холодный октябрьский ветер все сильнее его донимал. К тому же он последние дни слишком много времени проводил в седле, и от этого спина уже начинала побаливать.

Впрочем, устал не только герцог, но и его жеребец, которому теперь, кроме обычных утренних прогулок, приходилось совершать также и дневные, а иной раз и выезды.

В первой половине дня Филипп провел в Рутвен-Мэноре несколько часов с Джоанной, а затем проводил ее в Норри-Хилл. Но возвращаться домой не хотелось, и он уже часа два скакал по территории своего поместья, обдумывая дальнейшие планы, вернее — пытался придумать хоть какой-то план, так как первоначальный, судя по всему, не приводил к желаемым результатам.

Перед тем как проводить Джоанну, герцог сообщил Фэллону, что собирается в Норри-Хилл, — причем говорил довольно громко, чтобы слышала жена. Но Шарлотта, скорее всего ничего не слышана, возможно, все еще лежала в постели. В последние дни она вставала довольно поздно и даже к завтраку не спускалась. Интересно, почему? Впрочем, глупый вопрос. Было ясно, что она старалась как можно реже с ним встречаться, избегала его.

Но что же делать, что предпринять? День проходил за днем, и с каждой минутой, проведенной с Джоанной, он все больше отдалялся от Шарлотты — эго было совершенно очевидно. И теперь Филипп все чаще ругал себя и отчитывал, что прежде было совсем ему несвойственно — прежде он считал, что герцог Радерфорд всегда и во всем прав.

«А может, Джоанна права? — спрашивал себя Филипп, — Может, сказать Шарлотте о своих чувствах?» Ему казалось, он не сможет этого сделать, но, с другой стороны…

Проклятие, его план полностью провалился! Он думал, что заставит Шарлотту ревновать и таким образом добьется успеха, но из этой затеи ничего не выходило. Более того, всеми своими действиями он лишь подтверждал мнение Шарлотты о том, что ее муж — законченный негодяй, недостойный ее.

Но почему-то он все равно продолжал этот фарс. С какой целью?

Герцог невольно рассмеялся и тут же вздохнул. Он не знал, что ему предпринять. И в голову совершенно ничего не приходило.

А ведь оставалось два месяца… два месяца до того момента, когда он должен был отпустить Шарлотту. Он ежедневно пытался изменить их отношения к лучшему, но добился лишь того, что еще сильнее ее полюбил и при этом заставил еще сильнее его ненавидеть — вот и все достижения.

В очередной раз вздохнув, Филипп натянул поводья и повернул Аргоса к дорожке, ведущей к Рутвен-Мэнору.

— Похоже на то, что теперь я должен отпустить ее, — пробурчал герцог, размышляя вслух. — Да, наверное, придется отпустить.

Конечно, трудно смириться с этой мыслью, но что он мог поделать? Ведь было ясно: ее мнение о нем не изменилось. Так зачем же мучить себя так долго? Зачем мучить ее?

Когда герцог подъехал к дому, его конь в возбуждении зафыркал, явно проявляя признаки беспокойства. И вскоре Филипп увидел то, что жеребец уже почувствовал. На площадке у подъездной дорожки стояли несколько экипажей, а вокруг них расхаживали кучера в ливреях разного цвета.

Филипп тотчас же спешился и бросил поводья одному из своих конюхов; он уже понял, что происходило, во всяком случае, догадывался, но все же спросил:

— Что это? Что здесь происходит?

Конюх в замешательстве пробормотал:

— Г-герцогиня, ваша с-светлость. Прием. Он-на…

Этого было достаточно.

— Ясно. Не продолжай. — Кивнув конюху, Филипп направился к парадной двери.