Соблазнить парня за 10 дней (СИ, Слэш)

— Что — всё? — спросил Гринье, поднимая от книги усталые глаза.

— Звёздные атласы, учебники по навигации… Ты же не пойдёшь служить во флот.

Николя поджал губы и отвернулся, сделав вид, что вопрос не касается его, но через какое-то время, видимо, раздражённый пристальным взглядом Яна, всё-таки ответил:

— Я же должен буду как-то его найти.

— Его?

— Или её. Помолчи и дай мне почитать.

У Яна болезненно кольнуло в груди. Он отвернулся и больше с Николя не говорил.

Так в молчании прошло время до пятницы.

За обедом к Яну продолжал приставать Андрэ, но тот ничего хорошего не мог ему сказать. Он вообще жалел о заключённом пари. Воровать у Николя было недостойно офицера — и теперь он абсолютно отчётливо это понимал. Мысленно он уже готовился попрощаться с учёбой в академии, потому что продолжать авантюру, в которую ввязался, Ян не имел ни малейшего желания.

«Зачем продолжать учиться на офицера, если, ещё не став им, ты забываешь про честь?» — спрашивал он себя, пиная гравий на дорожке в перерыве между занятиями, когда солнце уже перевалило далеко за полдень, и живот, едва наполненный жидкой похлёбкой в обед, уже снова начинал требовать внимания к себе.

В эту драматическую минуту из-за поворота и показались Альберт с двумя своими дружками — или «подружками», как заочно называл их Ян.

Альберт не нравился Яну никогда. Несмотря на то, что тот не был замечен в откровенных нарушениях устава, и почти всегда учился на отлично, Ян почему-то кожей ощущал, что не хотел бы очутиться с этой белокурой куколкой плечом к плечу в бою.

Альберт, впрочем, тоже никогда не испытывал тёплых чувств по отношению к таким, как Ян — он заочно называл их «синепопиками» — за синюю полоску на форменных штанах, отличавшую стипендиатов от благородных кадетов. Мнение этой категории курсантов, естественно, интересовало его мало, и зона пересечения интересов этих двоих была настолько мала — даже еду в столовой они получали за разными стойками — что до открытого конфликта дело не доходило никогда.

Тем более удивительным было то, что на сей раз Альберт уверенно направился в сторону Яна, всё ещё ковырявшего гравий носком сапога.

— Привет, кадет, — пропел Альберт, и Ян поморщился, потому что даже голос Альберта вызывал у него неприязнь.

Альберт, не замечая этой гримасы, расслабленно привалился плечом к стене и, спрятав руки в карманы, уставился на Яна.