Соблазнитель

– Депрессивно-ананкастический синдром, в мягком течении шизофрении, дружище. Неужели вы собираетесь написать нового «Гамлета»? Во времена Шекспира люди мало интересовались космосом, даже не задумывались над тем, что существует другое измерение, поэтому в таких случаях всегда появлялся дух, который отдавал приказы. Сейчас это делают либо марсиане, либо маленькие зеленые человечки с летающих тарелок. Суть дела остается той же – знаменитое «Быть или не быть», своеобразная атрофия воли, которая столько раз была предметом критических работ. Ах, дружище, как чудесно Шекспир описал эту прекрасную болезнь. Неужели монолог вашего друга оказался на том же самом литературном уровне, что и монолог датского принца?

– О нет. Он даже не говорил стихами.

– Тогда бросьте это дело. У нас действительно много свежих и интересных случаев. Прошу вас надеть белый халат, мы посетим некоторые отделения клиники. Начнем с литературной традиции, с классики, дружище, без которой мы были бы мертвы, как ствол без корней. А все же интересно, как справлялись писатели в те времена, когда еще не было нашей специализированной клиники? Думаю, что героев они брали прямо из жизни. Безумцы, с их ничем нестесненным воображением и фантазией, должны были всегда восхищать писателей. Их ум и способность фантазировать, ограниченные интеллектуальной дисциплиной, не успевали за ними, литераторы чувствовали свое несовершенство и немного завидовали безумцам. Кроме того, душевнобольные всегда позволяют себе крайности и поступают более драматично, чем так называемые нормальные люди, – они просто просятся, чтобы их описбли. «Юродивые», как называют их русские, имеют в себе также что-то от пророка, мудреца и вещуна. Один из моих ассистентов сказал, что благодаря художественной литературе безумцы берут реванш у нормальных людей. Естественно, в этом доме не используют такие определения, как безумец, сумасшедший, помешанный. Здесь клиника, и у нас тут могут быть лишь интересные случаи, вы, вероятно, это понимаете.

– Ну, конечно, доктор Иорг.

– К тому же мы всегда помним не только о том, чем нам обязана литература, но и чем мы обязаны ей. К примеру, комплекс Отелло – медицина благодарна за этот термин великому Шекспиру.

На улице было холодно, дул порывистый мартовский ветер и приносил с моря соленый запах водорослей. Мы шли через мощенный камнем двор, ветер рвал полы наших халатов. Везде было опрятно, чисто, кое-где между камнями прорастала молодая зелень. Корпуса клиники смыкались в большое каре, а поскольку почти все окна были зарешеченные, заведение доктора Иорга напоминало большую тюрьму. Стены замка были серыми, а местами даже черными, небо, оправленное в квадрат крыш, крытых зеленоватой черепицей, поблескивало голубоватой эмалью.

Поднявшись по трем каменным ступенькам, мы вошли в мрачный коридор, с дверями по левой и правой стороне. Я обратил внимание на старомодный засов, запирающий вход в одну из камер.

– Здесь живет благородный рыцарь из Ламанчи, – объяснил мне Иорг.

Я хотел посмотреть через окошечко в двери, но он удержал меня.

– У меня везде телевизионные мониторы, господин Эвен, – сказал он. – Некрасиво подглядывать за героями так, словно они обычные узники.

Он открыл дверь маленького шкафчика, вмурованного в стену, и я увидел матово мерцающий экран телевизора. Потом я разглядел Дон Кихота, который в своем рыцарском шлеме с плюмажем сидел за простым деревянным столом и, макая гусиное перо в старинную чернильницу, записывал свои приключения.