Соблазны бытия

Нони надорвала конверт, вытащила бланк. У нее дрожали руки. Только бы мать не увидела.

– Так и есть. Это телеграмма от Джорди.

– Вижу. И?..

– И он не… то есть он… Дай-ка я тебе ее прочту. «Задержусь в Штатах еще на две недели. Тур расширен до Западного побережья. Точную дату возвращения сообщу позже. Поцелуй девочек. Джорди»… Maman, не надо плакать. Это же здорово. Его книга пользуется громадным успехом, и он… Я помогу тебе сесть. Ну что ты, в самом деле?

Нони села рядом, обняла свою сильно похудевшую мать и стала гладить ее по голове. Их роли поменялись. Теперь утешительницей, сильной и уверенной, была Нони, а мать превратилась в хрупкую девочку, которая то и дело плакала и цеплялась за нее.

– Maman, ну успокойся. Пожалуйста! Что ты так разволновалась? Все нормально. Он вернется. Подумаешь, две недели. Зато потом он, возможно, вернется домой. То есть сюда, к нам. Общение с Барти, Иззи и другими приведет его в чувство. Ты же знаешь, как высоко он ценит их мнение. Думаю, у них наверняка зайдет об этом разговор. Его потянет рассказать.

– Не знаю, хочу ли я, чтобы Джорди говорил с ними о наших делах, – раздраженно бросила Адель. – Их это ничуть не касается.

– Может, и так. Но Барти – такая мудрая женщина. И Иззи нам не чужая. Джорди полезно сменить обстановку и посмотреть на все со стороны… А что ты сидишь? Сегодня у тебя съемки в «Стайле».

Нони с беспокойством посмотрела на мать. Вялость и потеря интереса к работе свидетельствовали о начавшейся депрессии. Некогда такая динамичная, великолепно владеющая собой, теперь Адель работала спустя рукава, часто опаздывала, а иногда и вовсе забывала о назначенных встречах. Портить отношения со «Стайлом» было никак нельзя. Однажды Адель уже подвела их, и только давние хорошие отношения с руководством позволили ей получить еще один шанс.

– Боже, я совсем забыла! Модели появятся в одиннадцать, а до этого надо расставить свет и реквизит. Опять времени будет в обрез. Я наверняка опоздаю. Нужно ведь еще все погрузить в машину, а там выгрузить.

– Хочешь, я поеду с тобой? Я особо не занята. Домашним заданием займусь потом. Времени еще предостаточно. Буду твоей ассистенткой. Мне давно хотелось посмотреть их фотостудию. Кстати, а где они помещаются?

– На Сохо-сквер. Туда не очень удобный подъезд. Но сейчас еще утро и движение не слишком интенсивное. Дорогая, ты мне этим очень поможешь. Спасибо.

– Вот и отлично, – сказала Нони, целуя мать.

Уж лучше собираться, чем стоять и беспомощно смотреть, как она плачет.

* * *

«Стайл-хаус» размещался в высоком, элегантном здании начала Викторианской эпохи. Невзирая на красоту, здание было во многом не приспособлено для редакции модного журнала. Зато его местоположение как нельзя лучше отвечало назначению «Стайла», являющегося одним из главных законодателей английской моды. В полумиле отсюда, на Голден-сквер, в похожем здании находился «Вог-хаус». Фотографы и фотомодели, приходившие на встречи или пробы, всегда испытывали легкое недоумение: туда ли они пришли и не перепутали ли здания.

Помимо собственно редакции, рекламного и издательского отделов, на верхнем этаже каждого особняка помещалась фотостудия. Там по коридорам бродили красивые, изящно одетые женщины. Многие из них были высокие, как жирафы, и элегантные, как модели, с которыми они имели дело. В обоих журналах платили так мало, что сотрудники вынуждены были постоянно искать побочный доход.

– Жаль, что здесь уже нет милого Седрика, – вздохнула Адель, вводя Нони в студию. – Какой был чудесный человек! А как легко с ним работалось! Он умел вдохновить одним взглядом. Я так тоскую по нему.

Седрик Рассел был легендарным эксцентричным фотографом тридцатых годов. У него Адель начинала стилистом и многими своими дальнейшими успехами была обязана ему.

– Я пробудил ее к жизни, – любил повторять Седрик, разглаживая при этом свои золотистые локоны и снимая редкие пылинки с безупречно сшитого пиджака. – Я ее муза.

Они всегда оставались добрыми друзьями. Дружба сохранялась и потом, когда Адель вышла за Джорди. Седрик мог бы жить и сейчас. Умер он довольно нелепо: от заражения крови, вызванного перитонитом. Смерть этого человека больно ударила по Адели. Она чувствовала, что так до конца и не оправилась. Вместе с ним она потеряла величайший источник радости и остроумия. И стоило ей оказаться в здании «Стайла», как ее глаза наполнялись слезами.

– Да, он был потрясающим человеком, – сказала Нони, чувствуя, что ее мать утратила ориентацию во времени. Они безбожно опаздывали. – Maman, нас уже заждались. Идем быстрее. Бери сумки, а я понесу твои фотоаппараты. Прибавь шагу!