Соблазны несвободы. Интеллектуалы во времена испытаний

Ральф Дарендорф Соблазны несвободы. Интеллектуалы во времена испытаний

Предисловие к новому изданию

Когда книгу переиздают спустя несколько лет после первой публикации, возникает вопрос, не должен ли автор учесть изменившуюся обстановку и замечания, высказанные за эти годы критиками. Этот вопрос особенно уместен, если речь идет о книге, вносящей известный вклад в дискуссию о современных проблемах. Для настоящего исследования, которое выходит новым изданием, существенными представляются два соображения.

Первое относится к замечаниям критически настроенных читателей. Не всем оказались близки фигуры эразмийцев нашего времени, которым посвящена книга. У этого есть причины. Эразм Роттердамский не был героем. Эразмийцы, строго говоря, тоже не герои. Между тем некоторые читатели – хотя само слово «герой» в Германии скомпрометировано доминирующим пацифистским настроением – не забыли, что на свете существуют бойцы, готовые ради своих убеждений рисковать жизнью. В этом смысле героем был Дитрих Бонхёффер, но он, как мы показываем, не был эразмийцем. Эразмийцы – не бойцы сопротивления (так называется одна из глав этой книги). Их нельзя назвать и партийными бойцами, сражающимися в избирательных кампаниях. Они не вписываются в политическую схему, основанную на противопоставлении левых и правых, хотя занимают четкую позицию в выборе между свободой и несвободой.

Раймон Арон, один из эразмийцев, о которых в этой книге так часто идет речь, во время войны сотрудничал в Лондоне в издании La France librea, журнале французского Сопротивления, но при этом дистанцировался от генерала де Голля. Карл Поппер не мог понять, почему его критикуют за то, что в свой день рождения он радовался поздравительным телеграммам как от глав правительств (Германии и Австрии), так и от лидеров оппозиции. Исайя Берлин говорил о себе – впрочем, с характерной для эразмийцев иронией, – что он похож на такси и работает только по вызову. То же можно сказать об отношении Эразма к Мартину Лютеру и его сторонникам, которое объяснялось лишь интеллектуальной, но не жизненной вовлеченностью, – почему это отношение и приобрело столь драматичную окраску.

Ясно, что интеллектуальный тип, легко опознаваемый по этим признакам, импонирует не всем. Многие предпочитают героев – в жизни или хотя бы в книгах. Они не могут оценить по достоинству позицию такого интеллектуала: оставаться неколебимо стойким перед искушениями эпохи и не забывать, что в любой момент истории решается прежде всего вопрос о свободе. (Видимо, совсем не случайно большинство героев в определенные моменты жизни уступали соблазнам несвободы. Достаточно вспомнить, что основные участники заговора 20 июля 1944 г. первоначально были увлечены национал-социализмом, а авторы эссе, составивших книгу «Бог, обманувший ожидания», – коммунизмом1.) Исайя Берлин не раз говорил о себе, что он трус. Однако и он, и другие эразмийцы были людьми незаурядного мужества, никогда не позволявшими себе отступать от избранного курса под влиянием тех или иных поветрий.

Итак, должен ли я внести коррективы в аргументацию, предложенную в этой книге, и отвести на ее страницах больше места героям нашего времени? Я изменил бы тогда основной идее, которая мне дорога, – ведь я исхожу из необходимости хранить верность либеральным началам Просвещения, особенно теперь, когда их повсеместно ставят под сомнение.

Отсюда второе соображение, касающееся возможных поправок. Историческая реальность, анализируемая в книге,– это реальность тоталитарных систем XX в. Несвобода, соблазнившая столь многих, была порождением насквозь идеологизированных государственных партий, требовавших от своих сторонников безусловного подчинения. Понятно, что речь идет в основном о коммунизме и национал-социализме. Однако – этим вопросом завершается мой анализ – можно ли утверждать, что кошмарная песня тоталитаризма спета? Порожден ли этот феномен исключительно XX веком? Верно ли, что любое общество на некотором этапе модернизации уступает соблазну тоталитарности? Или глобализация оставила в прошлом этот этап развития для всех обществ?

Все это очень важные вопросы, на которые в моей книге даются лишь крайне осторожные ответы. Сегодня все чаще обсуждают вопрос о воинствующем исламизме: не следует ли видеть в нем новую версию тоталитаризма? Говорят даже о некоем «третьем тоталитаризме». Ислам, бесспорно, представляет соблазн для многих. В мире распадающихся связей он соединяет, сплачивает людей прочнее, чем большинство других религиозных движений. Но освободительным движением ислам считать нельзя. Напротив, чем безогляднее люди руководствуются исламом в жизни, тем успешнее он навязывает им различные формы несвободы. А значит, и в этом случае допустимо говорить о соблазнах несвободы, которые требуют от просвещенных умов определенных высказываний и действий.