Для моих замечательных персонажей я придумал название: эразмийцы. На долю Эразма Роттердамского выпали совсем иные испытания, нежели те, что довелось пережить интеллектуалам тоталитарной эпохи. Но уже пятью веками раньше Эразм показал пример добродетелей, обеспечивающих иммунитет к соблазнам несвободы. В то же время он, как известно, не состоял из сплошных добродетелей. В истории отношений Эразма с его младшим другом Томасом Мором и с его юным почитателем Ульрихом Гуттеном можно найти довольно безрадостные страницы. Не были героями и члены виртуального
Это книга небольшого объема, которую я, однако, вынашивал на протяжении многих лет. То начинал писать по-английски, то возвращался к немецкому. Сначала строил как трактат, потом – как диалог; сейчас она приняла вид исследования, для которого трудно найти точное жанровое определение. Если форма, избранная мной в итоге, выглядит приемлемой и продуктивной, то этим я обязан прежде всего двум близким людям. Во-первых, Тимоти Гартону Эшуa
, чьими советами, порой жесткими, но всегда полезными, я имел возможность пользоваться с самого начала моей работы. Благодаря его замечаниям текст неоднократно перестраивался в целом и был улучшен в частностях. Во-вторых, моей жене Кристиане. Она не раз предостерегала меня от движения по ложному пути и часто помогала конкретными предложениями. Оба моих главных советчика не всегда были со мной согласны, о чем следует, как минимум, упомянуть. Без сомнения, проблему мужества, гражданской смелости и трусости эразмийцев, которую поставил Тимоти Гартон Эш, можно было раскрыть подробнее; то же верно и применительно к (питаемому Кристианой) сомнению в моих выводах об отношении разума и страсти.Я также благодарен за моральную поддержку и помощь многим другим.
Я благодарен всем названным и многим, кого не назвал. Но все же моя особая благодарность – Кристиане. Непосредственная помощь моей жены – лишь малая часть того, чем я ей обязан. Ей посвящается эта книга.
ПОСТАНОВКА ВОПРОСА
1. Кто не уступил соблазнам несвободы?
Ядавно ломаю голову над вопросом, почему в 1933 г. столь многие интеллектуалы дали себя одурманить напевам национал-социалистических свирелей. Сто дней правления Гитлера очевидным образом сокрушили последние устои и без того разваливавшейся германской демократии. Поджог Рейхстага и официальные заявления по этому поводу, принятый после выборов 5 марта закон о предоставлении чрезвычайных полномочий правительству, запрет политических партий, законодательно подтвержденное отстранение евреев от государственной службы – все указывало на фундаментальный поворот. Многие, однако, продолжали считать происходящее каким-то недоразумением, эпизодом. Новый режим еще не устоялся. Тем не менее среди людей, способных понять суть этого режима, некоторые приписывали или, говоря точнее, прочили ему большие свершения.