Что там было осенью? А, ну да – «Чикаго Кабс» выиграли Мировую серию впервые за 108 лет. На протяжении финальных матчей Нок и вся его семья из двадцати шести человек, втиснувшись в гостиную, встречали стонами неудачи и воплями – победы, опустошали целые тазики сырного и шпинатного соусов и поглощали неимоверное количество «корневого пива»[3]
. Если бы даже небо упало на землю, он все равно продолжал бы видеть перед собой на перемотке, как Крис Брайант в решающем иннинге принимает низкую подачу Майкла Мартинеса и бросает мяч Энтони Риццо. Кого мог тогда волновать какой-то там факультатив?!Нок направился к столу мистера Хьюза. Черная фотокамера висела на шее как удавка. По дороге была парта Маркуса Флада, тоже известного лодыря и сачка. Довольно насвистывая себе под нос, тот лепил из глины маленькую курительную трубочку. Вот кто должен знать, можно ли как-то смухлевать.
– Эй, – шепнул Нок. – Видишь камеру?
Маркус, смолкнув, поднял взгляд.
– Вижу, и что?
Нок оглянулся, чтобы убедиться, не слышит ли их мистер Хьюз.
– Как думаешь, если отнести пленку в экспресс-фотосалон, там ее смогут проявить?
Маркус рассмеялся.
– Дружище, ты что, вообще ничего на уроках не слушал? Оценку можно получить, только если сам все сделаешь в фотолаборатории. Тебя не было, что ли, когда он нам показывал, как там чем пользоваться?
Был, конечно, просто не то чтобы на сто процентов. Нока тогда слишком занимала умственная и душевная подготовка к предстоящей на следующий день решающей третьей игре Национальной лиги – на территории врага, в Лос-Анджелесе.
– Был, но, как бы это сказать… не совсем.
– Отлично понимаю. – Маркус поднял руку и похлопал Нока по плечу. – Понимаю и сочувствую. Однако, друг мой, ты облажался.
– Да ладно! – Нок выдавил улыбку. – Что там может быть такого трудного?
Маркус поднял трубочку к губам и насмешливо дунул в нее, обдав его своим несвежим дыханием.
– Флаг в руки.
Оставив одноклассника заканчивать его противозаконную глиняную поделку, Нок взял ключ и вышел в коридор. Фотолаборатория представляла собой бывшую кладовку, примыкавшую к классу. Нок здесь еще не был. Повозившись ключом в замке, он вдруг понял, что тот не заперт…
– Закройте дверь!
Голос, резкий, но с легким акцентом – кажется, где-то Нок его уже слышал, – прозвучал так неожиданно, что он попятился, врезавшись в твердое. Что-то с металлическим лязгом полетело на пол.
– Черт, я… извините…
Глаза привыкли к слабому красному свету, придававшему крохотной каморке зловещий вид. В паре шагов стояла Эбби Тесфайе, та девушка из фотокружка.
– Осторожнее, – предостерегла она, снова поворачиваясь к рабочей поверхности с какими-то жидкостями в больших сосудах. – Здесь куча разного хрупкого оборудования, мистер Хьюз убьет нас, если мы что-нибудь сломаем.
– Извини, – пробормотал Нок, наклоняясь подобрать пластиковые бутылки и металлические поддоны, которые свалил. Так по-идиотски войти – это надо было умудриться. – Мне просто нужно, типа, пленку проявить, и я тут же уберусь.
– А, ладно. – Эбби бросила взгляд через плечо. – Сперва ее, наверное, перемотать надо?
– Да, – тупо повторил Нок. – Перемотать. Конечно.
Облокотившись на стойку, девушка наблюдала, как он вертит фотоаппарат в руках, ощупывая разные кнопки и рычажки.
– Помощь нужна?
Нок, робко взглянув на нее, протянул камеру. Эбби, взяв, покрутила миниатюрную рукоятку в уголке и отщелкнула заднюю крышку. Потом вытащила кассету с пленкой и уронила на протянутую ладонь.
– Без обид, но неудивительно, что у тебя такие плохие оценки.
– Спасибо, – поблагодарил Нок.
– Мне выключить свет?
– Зачем?
– Чтобы не испортить пленку.
Нок смутно помнил, как мистер Хьюз объяснял что-то про светочувствительность, но вместо подробностей в голове возникала только картинка Мигги Монтеро, вышедшего отбивать на замену, и великолепного, посылающего мяч прямо в небо удара в восьмом иннинге важнейшей игры после ничьей. При двух удаленных игроках и заполненных базах это была просто мечта! Хоум-ран, и дом Флэнаганов сотрясся от крыши до основания!
– Э-э… – пробормотал Нок.
Эбби со вздохом протянула руку и щелкнула выключателем у него за плечом. Комната погрузилась в такую кромешную темноту, будто к глазам прижали камни.
– Теперь, – послышался голос Эбби, – можно без опаски проявлять пленку.
В отсутствие зрения обострились другие чувства. Нок услышал биение своего сердца и собственное легкое дыхание, ощутил резкий запах химикатов и слабый аромат, исходивший от девушки, – кажется, лосьона для рук и какого-то неизвестного цветка. Темнота была настолько полной, что пришлось дотронуться до глаз, чтобы удостовериться – они действительно все еще открыты. Наверное, такой же непроглядный мрак царит в глубоководных областях океанов, в той невообразимой пучине, где обитают неведомые склизкие рыбы, которых когда-то мечтал изучать Патрик…
– Надеюсь, ты не боишься темноты? – пошутил Нок.