Собольск-13

Поперек письма — размашистая резолюция секретаря горкома: «Потребовать объяснений». Пониже — изумленная надпись заведующего промышленным отделом: «Владлен Петрович! Что такое? Объяснитесь». Владлен мысленно видел их озадаченные лица: грубоватое и обычно невозмутимое — Алексея Григорьевича, первого секретаря, и благообразное, вечно ласковое — вежливейшего завпрома Льва Денисовича. Припомнилась и напутственная беседа вечером после выборов — долго они просидели в пустом клубном зале после собрания. «Ну вот, — сказал Алексей Григорьевич, — был комсомольским секретарем, стал секретарем партийным. Безусловно, не ошибается лишь тот, кто ничего не делает. Но все же постарайся поменьше колбасить…». «Мы попытаемся вырастить из вас крупного партийного работника…» — сказал Лев Денисович и, робкая душа, оглянулся на первого — правильно ли выразился?

Строчил Владлен объяснительную записку и подбадривал себя: ничего, ничего, дорогие товарищи! Все правильно, ошибки нет. Абсолютно. Тот трусливый анонимщик не кто иной, как чистой воды обыватель. Ни черта не понял, а ябеду настрочил. (Владлену захотелось отпустить несколько выражений позабористее, но он подумал и отказался от такого намерения — выходка мальчишеская, да и адресата брань не достигнет: анонимка.)

Он стал опровергать письмо по пунктам: во-первых, Иван Кубиков никакой не собственник и не наследник. Действительно, зять поселкового куркуля, но прав наследования никаких не имеет и никакого домины у него нет. Во-вторых, родня склоняла его к расхищению социалистической собственности, молодая семья была на грани распада, в безвыходном положении, и с этим заводская партийная организация не могла не считаться. В третьих, кадровая работница завода Евдокия Терентьевна Рябинина отказалась от выделенной для нее квартиры-полуторки совершенно добровольно. В-четвертых, ей будет предоставлена равноценная квартира, как только будет сдан в эксплуатацию дом № 18. В-пятых…

Писал Владлен записку быстро и легко, намеренно пользуясь привычными канцелярскими оборотами, а про себя думал: нет, не даст он опорочить то по-настоящему стоящее дело, которое ему удалось осуществить в первые месяцы своей новой работы. А когда закончил и перечитывал, в кабинет вошла Евдокия Терентьевна.

— Вызывал, Владлен Петрович? Здравствуй! — сказала она и молча уселась в кресло рядом со столом.

13

Кабинет у секретаря парткома был светлый, радостный. Через большие окна широким потоком проникало солнце. Стекла на книжном шкафу, хромированная рукоятка на небольшом коричневом сейфе, графины на длинном столе, мраморный письменный прибор на другом — все они сверкали гранями, блистали и искрились.

— Хочу посоветоваться с вами, Евдокия Терентьевна. Дело в том, что одна неизвестная личность настрочила на нас ябеду. Вы помните, как мы с вами решили недавно отдать вашу полуторку Ивану Кубикову?

— Еще бы не помнить. Я еще тебя обещателем ругала. Был такой грех, так что извиняй…

— Верно, обещателем. Так вот, кому-то наши действия, — точнее сказать, не наши, а мои действия, — крепко не понравились, и он написал в горком партии письмо. На мой взгляд, неправильное гнусное письмо, и я на него настрочил опровержение. Хотите почитать?

— Обязательно хочу! — Рябинина достала очки и стала читать объяснительную записку.

Владлен отошел к окну и подставил лицо под солнечные лучи, бившие в открытую форточку. Он любил загорать, греться на солнце, но теперь для этого было мало времени. Только воскресенья, да и то не каждое.

— Ябеда-то где? Дай-ка мне ее.

Владлен вернулся, подал письмо. Она не стала читать анонимку, только рассматривала почерк.

— Никак не признаю, чья тут рука. Знать-то, левой писал, сучий сын, как в душу плюнул. Узнать бы, кто такой, уж я бы его посовестила. Так в чем же дело, Владлен Петрович?

— Обидно, Евдокия Терентьевна. Делаешь как лучше, а получается вот что…

— Наплюй, Владлен Петрович, только и всего. Доброе дело мы с тобой сделали и не позволим его чернить…

— Доброе ли?

— Экой ты, уже усумнился. Какое же иначе? Самое доброе, и не сомневайся даже. Дай-ка мне твою объяснительную, я на ней распишусь.

Она долго и медленно писала, от усердия даже прикусила губу. «Все правда, тому подлецу не верьте. Евдокия Тер. Рябинина, член партии с 1935 года…» — прочитал Владлен.

— Спасибо, тетя Дуся. Я думаю, что теперь никакой ябедник не устоит.

— Вот так. А теперь меня послушай. Владлен Петрович. Я тоже новость имею.

— Что за новость?

— Потанин приехал. Андрей Сергеич.

— Какой-такой Потанин?

— Владыки здешнего сын, который до революции тут хозяйновал. Вот! — И она положила на стол потанинский паспорт.

— Потанин, Потанин, — пробормотал Соловьев. — Удивительно знакомая фамилия. Где я ее слышал?

— Еще бы не слыхать — пруд-то наш до сих пор Потанинским зовут.

— Ах вот что! Действительно, Потанинский пруд… — Он вспомнил. Ему отец говорил, что завод построен на землях бывшего собольского богача.