Собольск-13

Соловьев раскрыл темно-зеленую книжку. Фотография. Одутловатое, полное лицо пожилого человека. Печать проломила эмульсию, и мелкие трещинки дошли до подбородка. Потанин, Андрей Сергеевич, год рождения — 1906. Место рождения — Собольск.

— А сейчас где проживает?

— Прописку погляди — из самой Читы гуляет.

— Действительно, из Читы. Работает на мелькомбинате. И уже давно. Что ему у нас понадобилось?

— Я знаю? Говорит, родные места приехал проведать. А ночевать ко мне пришел. Вот тебе и родина — родной души не нашлось. Сомневаюсь я, Владлен Петрович.

— Пока не вижу оснований. В чем сомневаться-то? По-человечески разобраться, дело обыкновенное: соскучился и приехал. В паспорте ведь сказано, — вот, смотрите! — место рождения — Собольск. Все точно.

— Говорить можно. А на уме что? Я уж и то подумала: не свое ли добро возвернуть прибыл?

Владлен улыбнулся, а затем засмеялся откровенно и открыто.

— Это уж из области фантастики, тетя Дуся.

— Сам ты фантастика, — начала сердиться Евдокия Терентьевна. — И смешного ничего не вижу. Хоть и невеличка была, а и то пришлось погнуть хребтину на ихнее семейство…

— Вам? Да сколько же вам лет было?

— Однако, семь-восемь.

— Такой малышке и работу подобрать было трудновато. Ну, что вы могли делать в потанинском хозяйстве? Не представляю.

— В то время не жил, вот и не представишь. А хозяева, брат, быстро работу нашли — гусей пасла потанинских.

— Гусей?

— Их самых. От зорьки до зорьки со стаей ходила. Гуси вроде персональные были — только к потанинскому столу, больше никому. Гусак в стае был — ну, страшный да злющий. Ничего, покорила его, злыдня. Он — на меня, а я изловчусь, ухвачу за горло и давай мы друг друга трепать: то он меня тащит, то я его прижму. Мне-то лучше, у меня горло открытое, дыхание свободное, а у него горло перехваченное, дышать нечем. Чувствую — слабнет, берет моя силенка. Только крыльями, собака, сильно хлестал. Ну, все равно, бояться меня стал.

Погруженная в раздумье, она вспомнила свою батрацкую долю. Ох, как не надо ее, такую жизнь, когда семилетние батрачат!

Владлен понимал, что происходит сейчас в душе старой коммунистки, что пережила она сегодня ночью, когда так нежданно и негаданно нагрянул хозяйский сын.

— И ночь, вероятно, не спали, все думали: за каким чертом принесло сюда хозяйского сына?

— Откуда ты только все знаешь! — покачала головой Евдокия Терентьевна. — Верно, не спала и думала. Да и как не думать, Владлен Петрович: девяносто шесть убитых на моих глазах из шахты поднимали…

— Я понимаю, тетя Дуся, — такое не забывается.

— Вот я и докладываю тебе, как партийному секретарю: хозяйский сын пожаловал, брат злодея-карателя. Так мне моя партийная совесть велит, а ты поступай, как тебе твоя подскажет. Ты ведь зарплату в нашей партийной кассе не зря получаешь. — Она усмехнулась и спросила: — Еще какое дело ко мне есть?

— Больше дел никаких нет. Я только хотел вам об анонимке рассказать.

— Тогда — будь здоров!

Она вышла на крыльцо заводоуправления. Предзаводская площадь была пустынна. Один вахтер разгуливал взад-вперед вдоль ворот. Останавливался, приподнимал фуражку, вытирал пот с лысой макушки и снова гулял. Вдали гудели цехи, а за заводом блестела незыбучая гладь Потанинского пруда, темнел дальний лес. От воды и леса доносило чуть приметную прохладу.

Не торопясь, Евдокия Терентьевна пошла к гостинице. Ключ лежал там, куда его было велено положить, постоялец где-то гулял, чемодан стоял на месте. Евдокия Терентьевна потянула его к себе и почему-то внимательно осмотрела. Чемодан как чемодан, самый простой и обыкновенный. На боку белела наклейка камеры хранения. Такая обтертая, что и не разберешь, в каком городе приляпали. Обтерла фартуком чемодан Евдокия Терентьевна и поставила на место.

Встала с корточек и пошла в дежурку гладить просохшее белье. Фыркала водой, шипел утюг. Она все старалась утишить то, что поднялось с глубин души сегодня ночью. Точило и точило там, под сердцем. Никак не забывались они — те белые гробы в темном лесу. Не забывались и все! Куда денешься?

14

В столовой Андрей Сергеевич плотно позавтракал. Вероятно, не надо было так плотно — дышать стало тяжело. Но что делать — хотелось вознаградить себя за вчерашние лишения.

Отдуваясь, он стоял на крыльце столовой и соображал, что делать дальше. Надо было встретиться с кем-нибудь из заводских руководителей и попросить разрешения взглянуть на старую мельницу и родной дом. Он вспомнил, какими глазами смотрела на него сегодня Евдокия Терентьевна, и стало неприятно. Опять будут расспросы. Андрей Сергеевич махнул рукой: ладно, успеется! И в доме, и на мельнице побывает потом. Сейчас надо просто отдохнуть, погулять.