— Принципный, беспринципный… Знаете, на меня такие слова уже не производят впечатления. Жизнь есть жизнь, и я признаю ее законы. Только!
— Да?
— Да.
— Любопытно. Какие же такие законы?
— Сейчас я тебе растолкую. — Он долго возился, пристраивая ноги под себя. Они непокорно выпрямлялись. Тогда он улегся на бок и облокотился. — Один закон: то, что мне хорошо, то и закон. Других не знаю. И знать не хочу.
— Очень симпатичный закон. — Андрей Сергеевич протянул руку и сорвал клубнику. — А если от вашего закона мне нехорошо? Со мной-то вы считаетесь?
— Зачем? Тебе нехорошо, ты и выкручивайся. Мое какое дело?
Андрей Сергеевич стал присматриваться к собеседнику: что-то уж очень он откровенен. Даже не верится в такое бесстыдство. Нет ли тут какого-нибудь подвоха? Неприятно было и то, что ни с того ни с сего перешел на ты.
— Все для себя и ничего обществу. Какой же это закон? Самое наглое беззаконие.
— Еще какой закон-то! Силища! Двигатель жизни.
Да он что, ненормальный? И надо же, чтобы именно такой хлюст встретился здесь, на родине, на вершине горы…
— Чистой воды буржуазная идеология, — пробормотал Андрей Сергеевич. — Откуда только вы ее набрались…
— Из жизни набрался. Не из книжек же. Мне читать некогда. А жизнь — она всему научит. Хочешь, одну штуку покажу? Сразу все поймешь. Видишь двор у «Электрики»? Видишь — новый корпус строят? Расширяют завод наши деятели. А рядом — красный отвал. Видишь? Так это кирпичный бой. Сотни тысяч штук. Еще один корпус можно построить. Грузили, не жалели, половину поломали. Потом придет бульдозер, столкнет все добро куда-нибудь в овраг… Да разве бы частник такое допустил? Никогда! Предприниматель никогда не позволит разбить кирпич, а уж если какой разбился — и тот в дело пустит. Что ты на это скажешь, а? Собаки, как кусаются!
Он долго и злобно ворчал, почесывая ногу о ногу, наверное, в штаны налезли муравьи. Андрей Сергеевич невольно усмехнулся: ситуация, по меньшей мере, пикантная. Он, сын бывшего владельца этих мест, должен защищать здесь, на вершине Соболиного хребта, перед этим воинствующим мещанином, принципы социалистического строя. Какие еще неожиданности ждут его?
— Я вам так скажу: если бы тут хозяйничал частный предприниматель, не было бы здесь ни нового корпуса, ни самой «Электрики», ни тех заводов, которые мы отсюда видим. Не под силу ему такие дела, да и система, знаете ли, не та. Силенок, оборотных капиталов маловато, основных средств не имеет, план не признает, по природе своей хищник и, кроме прибыли, никаких целей не ставит и поставить не способен. Надо быть сумасшедшим, чтобы этого не видеть. Кирпич — ерунда, частный эпизод. Недосмотрел какой-то там прораб…
— Заводы, заводы… А что хорошего? Зверушки все поудирали, птахи поразлетелись, пчелы мои дохнут. А снег? Чернозем, а не снег. Ты видал когда-нибудь русскую зиму с черным снегом? Гадость. Тьфу!
Слюна попала ему на подбородок, он вытер ее ладонью, а ладонь — о грудь.
«Здравствуйте, я ваша тетя! Пьянехонек. Не полоумный, не мистификатор, а просто пьян. Попал в компанию, Андрей Сергеич! Надо удаляться».
— Так я пошел. Будьте здоровы!
— Обожди! Тоже мне — будьте здоровы… — Он оглянулся и понизил голос: — Слышь-ка ты! Коньяку хочешь? А то дам. У меня есть.
Он долго разыскивал карман и достал маленькую пластмассовую фляжку.
— Не трудитесь. Не пью.
— Брезгуешь? Шут с тобой, мне больше достанется. Тебе как человеку, а ты… Сильно идейный ты, как погляжу. Зачем только я с тобой связался! — Побулькав фляжкой, он вытер рот рукавом. — Ты знаешь, кто я такой? Не знаешь? И я не скажу. Не доверяю тебе, вот и весь разговор. Ладно, слушай! Я — рабо… рабовладелец. Понятно тебе?
Развалившись, он разглядывал Андрея Сергеевича пьяными, косыми глазами.
— По морде вижу — ни черта не понял. Богатый я — чувствуешь? Живу — дай бог каждому. Знаешь, сколько у меня рабов? Миллион. Сады-огороды — для дураков. Там работать надо. Пчелки — вот это да! Занятие для самого господа-бога. Первоначальные затраты — и все! Старичок караулит, а я фляги с медом отвожу. Три с полтиной килограмм, будьте любезны…
— Свинья! — сказал другой голос именно то, что хотел сказать, но не успел сам Андрей Сергеевич. — Пьяная свинья. Я его ищу по всей горе, а он тут валяется…
— Диана! Моя Диана! — умилился рабовладелец и попытался встать.
К ним подходила женщина. Очень красивая женщина. И она знала о том, что красива: легко и гордо несла свою небольшую головку с пышным узлом волос на затылке, прикрытом легкой и яркой косынкой. В коротком, плотно облегающем тело сарафане так и цвели отлично загорелые, округлые плечи. Ступала она легко и горделиво, а тонкие ноздри гневно раздувались.
— Успел, вылакал! — грубо сказала она и швырнула фляжку в ту кошелку, которую держал рабовладелец. — Я тебя научу хорошему поведению! — И он удостоился основательной затрещины. — Вставай!
— Элечка! — залепетал муж, мотая головой. — Нехорошо! Посторонний человек, бог знает что подумает…