Читаем Собольск-13 полностью

Года полтора-два тому назад о нем рассказал городской военком. После демобилизации Бельмесов приехал в Собольск с намерением поселиться здесь навсегда — жена у него родом из этих мест, что ли. Построил просторный дом на лесистой окраине города, которая так и называлась — «Дачное». Развел сад. Купил машину что-то уж за очень много сотен рублей.

— Материально обеспечен? Не жалуется ни на что? — спросил тогда Смыков.

— Обеспечен по самое темечко, — подтвердил военком.

За все это время Смыкову ни разу не пришлось встретиться с отставным майором. Был он беспартийный, да и жил, как говорили, замкнуто, очень увлекался охотой и рыбной ловлей. Но вот три дня назад в гор, коме получили его заявление на имя первого секретаря горкома. Написано оно было на отличной лощеной бумаге и прекрасным бисерным почерком. Бельмесов жаловался, что полгода тому назад выписал в гортопе дрова, а до сих пор не привезли. Просил горком партии воздействовать на бюрократов, помочь офицеру в отставке. Смыков выяснил, что виноват в таком небрежении начальник автохозяйства Языканов, и попросил поправить дело.

А теперь Строжанов хмуро рассказывал: майор в отставке отказался прийти на избирательный участок для голосования. Не раз ходил к нему агитатор — отказ. Наведался и сам Строжанов и тоже получил в ответ: «Не пойду, хоть сам господь бог приходи. Урну принесете — тоже голосовать не буду, пока не увижу во дворе свои дрова». И на вас ссылается, Анатолий Васильевич, — в горком, мол, писал, и там мер не приняли…»

— Наверное, плохо разговаривали с ним, — заметил Смыков. Не верилось, чтобы советский офицер мог себя так вести.

— Как умели, так и разговаривали, — обиделся Строжанов. — Как ему еще толковать, когда он уперся как бык: «Дрова или не голосую!» Так-то вот, Анатолий Васильич.

Смыков решил проехать к отставному майору.

5

По колено в снегу Смыков стоял среди свежих, дымящихся сугробов и разглядывал большой шестиоконный дом Бельмесова. Дом был добротный, из белого кирпича, под прочной асбофанерной крышей. Все домовладение было замкнуто в высокий дощатый забор, плотный и с двумя нитями ржавой колючей проволоки по верху.

Колючка всегда вызывала у Смыкова чувства неприятные и горькие: эта штука еще с фронтовых дней хорошо запомнилась. Невелико удовольствие — ползти лежа на спине и стричь, стричь ее, треклятую, громадными ножницами, набивая кровавые мозоли на руках. Нагляделся он в то время на эти черные струны с вплетенными черными колючими звездами, нагляделся вдоволь. Уж кого-кого, а разведчиков колючка допекала, что и говорить…

Но вот ведь что: сюда-то откуда она явилась? Откуда ее берут, чтобы оплести свои заборы, сады, огороды? Фронт здесь не проходил, завода, выпускающего колючку, поблизости не имелось, сплести в домашних условиях немыслимо — откуда же она бралась? Неужели сохранилась со времен гражданской войны? Спросить бы у этого самого Бельмесова…

Вообще-то Бельмесова можно понять: дом его стоит на отшибе, в стороне от всех остальных домов «Дачного». Метрах в трехстах отсюда кончалась мощеная городская улица. Там сейчас шофер осторожно разворачивал горкомовскую «Победу». Сюда проехать не рискнул, чтобы не посадить машину в сугробы.

Сразу за бельмесовским домом начинался сосновый лес, несколько сосен стояло в огороде. Деревья дымились в вихре снега. Перед фасадом через дорогу лежала гладь озера, по которой струилась все та же белая пыль. Из льда торчали камышовые метелки, бешено мотавшиеся на ветру. За камышовым рядом вмерзла в лед какая-то будка, от нее уходили дощатые мостки. Купальня, — догадался Смыков. Ничего не скажешь, с комфортом устроился майор.

Смыков надавил на кнопку звонка у калитки. За высокими, на века поставленными воротами хрипло залаяла собака. Звеня кольцом на проволоке, она примчалась к воротам, гавкала, глядя из подворотни на Смыкова яростным, красным глазом. Потом послышался скрип снега под ногами человека, и задыхающегося от злобы пса кто-то увел в глубину двора. На одном из шести окон отодвинулась в стороны тюлевая занавеска, и из-за кустов герани Смыкова осмотрели внимательные глаза.

Калитка открылась. Женщина в старой растрепанной телогрейке, в вытертой шали и в валенках с надетыми на них громадными остроносыми калошами, — их почему-то называют азиатскими, — сказала Смыкову певучим ласковым голосом:

— Пожалуйте!

— Здравствуйте! — сухо и недоверчиво сказал Смыков. — Мне нужно хозяина этого дома, Бельмесова.

— Пожалуйте, он дома, — все так же ласково пригласила женщина.

Смыков вошел и бегло осмотрел двор. Прямо против ворот высился гараж из серых шлакоблоков. На дверях — огромный замок. Где-то за ним лаяла собака. Справа от гаража под навесом белели поленницы наколотых и аккуратно сложенных березовых дров. «Вот тебе раз! — искренне удивился Смыков. — Дрова у него есть. Так чего же он так ломается?» С тяжелым недоумении он рассматривал поленницы дольше, чем было нужно, и женщина тронула его за рукав:

— Вот сюда. Пожалуйте!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Огни в долине
Огни в долине

Дементьев Анатолий Иванович родился в 1921 году в г. Троицке. По окончании школы был призван в Советскую Армию. После демобилизации работал в газете, много лет сотрудничал в «Уральских огоньках».Сейчас Анатолий Иванович — старший редактор Челябинского комитета по радиовещанию и телевидению.Первая книжка А. И. Дементьева «По следу» вышла в 1953 году. Его перу принадлежат маленькая повесть для детей «Про двух медвежат», сборник рассказов «Охота пуще неволи», «Сказки и рассказы», «Зеленый шум», повесть «Подземные Робинзоны», роман «Прииск в тайге».Книга «Огни в долине» охватывает большой отрезок времени: от конца 20-х годов до Великой Отечественной войны. Герои те же, что в романе «Прииск в тайге»: Майский, Громов, Мельникова, Плетнев и др. События произведения «Огни в долине» в основном происходят в Зареченске и Златогорске.

Анатолий Иванович Дементьев

Проза / Советская классическая проза
Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза