Собор

Переговорив с нею минуту или две, князь Кочубей вышел из ложи, и женщина вновь обратила взгляд на сцену. Она не отрывалась от нее, но смотрела не так, как все остальные. В ее взгляде было противоестественное напряжение, какая-то жадность; губы чуть подрагивали, временами на них появлялась улыбка, то ли торжествующая, то ли горестная; в кончиках пальцев, играющих сложенным веером, чувствовалась слабая дрожь.

Огюст поймал себя на том, что слишком долго рассматривает эту незнакомую женщину. Ему даже захотелось узнать, кто она такая, и он решил, что при встрече с Кочубеем непременно спросит его о ней.

Однако его любопытство оказалось удовлетворено гораздо раньше.

Едва закончилось первое действие оперы, едва переполненный зал отгрохотал аплодисментами и Элиза украдкой отерла слезы, едва Огюст успел предложить ей сходить в буфетную, чтобы съесть мороженого или выпить лимонада, как его вдруг окликнули, и он с раздражением увидел перед собою старую знакомую, демидовскую приятельницу госпожу Невзорову. Их позапрошлогоднее холодное прощание в кондитерской Вольфа и Беранже ничуть ее не обескуражило.

— Боже мой, мсье Монферран! Что за встреча! Как приятно… О, простите, я не знакома с вашей супругой… Вы меня представите?

Пришлось представлять. Элиза, все еще завороженная музыкой, волшебным голосом Чинкуэтти, не сразу уразумела, что означает это явление перед ними пышнейшего розового кринолина, звездной россыпи фальшивых бриллиантов и головного убора, похожего на куст шиповника. Потом, опомнившись, мадам де Монферран очень любезно раскланялась с милейшей полковничихой.

А та болтала, не желая останавливаться: — Как вы находите, господа, маэстро Чинкуэтти? Ведь это же чудо из чудес! Ах, сегодня весь цвет Петербурга в опере, все в восторге. Я видела своими глазами господина Бенкендорфа и нескольких господ из Кабинета министров. Нет, такой голос господь еще никому, верно, не давал. А вы видели его светлость князя Кочубея?

— Видели, — кивнул Монферран, стараясь улыбаться самой вежливой улыбкой. — Он нам и помог добыть билеты в оперу. Но мы еще не раскланивались с ним. Князь заходил вон в ту ложу, однако она далеко отсюда, и он не видел нас.

Госпожа Невзорова кинула быстрый взгляд туда, куда небрежно кивнул архитектор, и ее глаза вдруг вспыхнули.

— О-о-о, он заходил к своей родственнице… Понимаю!

— Эта дама — родственница Кочубея? — быстро спросил Монферран.

— Да, хотя и дальняя. — Екатерина Марковна была счастлива возможностью рассказать нечто, заинтересовавшее ее знаменитого знакомого. — Она его родственница, кажется, со стороны матери… Ирина Николаевна Суворова, в девичестве Пирогова. О, вы знаете, у этой дамы весьма презанятная история.

— Какая же, если не секрет? — спросил Огюст, делая вид, что не замечает укоряющего взгляда Элизы. (Он понимал, что в сущности просит подарить ему букет петербургских сплетен, однако на сей раз его любопытство одержало верх над деликатностью.)

— История драматическая, право… — госпожа Невзорова закатила глаза, подавленно вздохнув. — Шестнадцати лет мадемуазель Пирогову отец ее выдал замуж за сына своего друга, за полковника Суворова… И надо же, через две недели после свадьбы полковник упал с лошади и разбился насмерть! Правда, говорят, вдова не слишком убивалась: она едва ли шла под венец по велению души, ей отец велел, а отца она обожала. Тем не менее, траур она носила полгода. А после родители ее повезли в Италию, чтобы развеять… ну, понимаете… И вот в Италии-то она и увидела маэстро Чинкуэтти. Увидела и услышала. И представьте, он произвел на нее такое впечатление, что она забыла обо всем на свете… С тех пор им только и бредила. Три года спустя умер ее отец, кое-что ей с матушкой оставив, и мадам Суворова стала ездить за маэстро Чинкуэтти по всему свету. Она и до того раза три еще ездила в Италию, а теперь, где он — там и она. Поговаривают, что они давно познакомились, мсье Чинкуэтти и эта любительница приключений. В обществе о ней немало говорили нелестного, но в сущности, никто не может сказать, насколько далеко зашли ее отношения с маэстро. А так как она все же родственница Василия Петровича, то высказываться о ней резко многие опасаются, тем более и у нее характер — сущий перец.

— Удивительная история! — проговорила в задумчивости Элиза, осторожно бросая взгляд в сторону ложи, где сидела госпожа Суворова.

Та в это время небрежно откинулась на спинку кресла и, раскрыв свой веер, обмахивалась им, спокойно и равнодушно обводя глазами зал. Теперь с ее лица сошло напряжение, но на щеках еще ярче разгорелся румянец, будто внутренний жар искал выхода.

— Да-а, история удивительная! — проговорил Огюст, ожидавший услышать что-то необычное, но все равно изумленный. — Выходит, она богата, раз столько путешествует?