У Мариан Росс были длинные волосы, она предпочитала свитеры с высоким горлом, и появлялась всюду с кожаной сумкой, свисавшей с плеча на длинном ремне. Ее огромные глаза, казалось, могли вобрать в себя и в один миг осознать все окружающее. Ральфу нравилось появляться с Мариан на людях. Они вместе ходили в «Бочонок» и в другие места, где бывали все их сокурсники, но не допускали, чтобы эти развлечения и даже помолвка, не замедлившая последовать в весенние каникулы, помешали занятиям.
Оба проявили себя как весьма серьезные студенты, поэтому и те, и другие родители дали добро грядущему браку. Весной Мариан и Ральф проходили практику в одной и той же школе в Чико[8], а в июне вместе сдали выпускные экзамены. Две недели спустя они обвенчались в епископальной церкви св. Иакова. Накануне свадьбы, держась за руки, они поклялись в браке своем до конца дней сохранить волнующую тайну любви.
Медовый месяц они провели в Гвадалахаре[9]: отправились туда на машине. С удовольствием бродили по дурно освещенным музеям и разваливающимся храмам, делали покупки в магазинчиках и лавчонках и обследовали рынок. Однако втайне Ральф испытывал тягостное отвращение к грязи и убожеству, к откровенной похоти, бросавшимся в глаза, и всей душой стремился назад, в безопасность и благополучие Калифорнии. Но одно впечатление, которое осталось в его памяти на всю жизнь и тревожило душу больше всего, не имело отношения к мексиканским обычаям и уровню жизни. К Мексике вообще.
Как-то под вечер, уже темнело, Ральф возвращался домой. Поднимался по пыльной дороге наверх к «касите» — домику, который они снимали. Мариан стояла, облокотившись о чугунные перила балкона, совершенно неподвижно. Длинные волосы спадали прядями по плечам, переливались на грудь. Мариан не заметила мужа, смотрела в другую сторону, куда-то далеко. На ней была белая блузка, шею обвивал легкий алый шарф. Ральф видел, как напряжена под белой тканью ее грудь, упруго рвется наружу. Он шел, неся под мышкой бутыль темно-красного дешевого вина, и вся эта картина показалась ему сценой из какого-то фильма, полной драматического значения; главным действующим лицом была Мариан; ему же в этой сцене роли не нашлось.
Перед отъездом в Мексику они оба получили работу в средней школе в Юрике — есть такой город на северо-западе Калифорнии. Год спустя, когда оба почувствовали, что эта школа и этот город — именно то, что им нужно, они решили здесь обосноваться и сделали первый взнос за дом в районе Файер Хилл. Ральфу казалось, хотя он и не особенно задумывался об этом, что он и Мариан прекрасно понимают друг друга, по крайней мере настолько, насколько это возможно между мужем и женой. Более того, Ральфу казалось, что он понимает и себя, знает, на что способен, на что не способен и к чему стремится в меру своих скромных возможностей.
Подрастали детишки. Дороти было уже пять, Роберту — четыре. Вскоре после того как родился Роберт, Мариан предложили место преподавателя французского и английского языков на младших курсах колледжа, на окраине города. А Ральф продолжал работать в школе. Они считали свой брак счастливым, и только один эпизод омрачал безоблачное небо их семейной жизни. Впрочем, это было в далеком прошлом, два года тому назад, зимой. Они с тех пор не говорили о случившемся, но Ральф иногда думал об этом. Более того, признавался он себе, думал об этом все чаще и чаще. Все чаще и чаще отвратительные видения, немыслимые подробности вставали перед его взором. Потому что его преследовала мысль, что однажды жена изменила ему с человеком по имени Митчел Андерсон.
А теперь было воскресенье, ноябрьский вечер, и дети уже спали. Ральф клевал носом над ученическими тетрадками под тихие звуки музыки, доносившейся из кухни. Там было включено радио и Мариан гладила белье. Ральф чувствовал, что беспредельно счастлив. Какое-то время он еще сидел, невидящим взором уставившись на расплывающиеся строчки, потом сложил тетрадки стопкой и выключил настольную лампу.
— Все, дорогой? — с улыбкой спросила Мариан, когда он появился в дверях кухни. Она сидела на высоком табурете, а утюг поставила на попа, как будто заранее знала, что муж сейчас войдет.
— Какое там! — ответил он и, скорчив страшную рожу, швырнул тетрадки на кухонный стол. — Ни черта подобного!
Мариан рассмеялась. Смех у нее был удивительно приятный — веселый и какой-то светлый. Она подставила ему щеку для поцелуя, он легко коснулся губами теплой кожи. Вытащил из-под стола стул, сел и откинулся на спинку; стул закачался на задних ножках. Ральф смотрел на жену. Она улыбнулась ему и опустила глаза.
— Совсем засыпаю, — сказал он.
— Кофе хочешь? — спросила она, потянулась к кофеварке, пощупала блестящий бок тыльной стороной ладони. Он помотал головой.