Собор без крестов

волков из России с хваткой, как у вас и вашего дружка, то через несколько лет вы подмяли бы под себя всю

местную мафию, — польстил ему адвокат.

Лапа спорить с ним не стал по этому теоретическому вопросу, так как видел желание Альфреда Скота

подкинуть ему леща.

Они были оба неплохими психологами, а поэтому знали, где и когда надо спорить, возникать, а где требуется

просто промолчать. На этом разговоре встреча между ними была окончена.

Оказывается, Альфред Скот сказал правду Лапе о своем разговоре с начальником тюрьмы. Теперь он

содержался в одиночной камере без чьего-либо присмотра, как бы полноправным хозяином одноместного

«номера». Лежа на кровати, он целый день и ночь обдумывал, какое принять решение в отношении предложения

Связника. В конечном итоге определился, что уклоняться от помощи зекам не имеет никакого права.

Определившись и приняв решение, Лапа почувствовал облегчение. Теперь он уже знал, как лучше

осуществить свою часть операции.

При очередной часовой прогулке во внутреннем дворе тюрьмы Лапа сообщил обрадованному Связнику о

своем решении и поинтересовался:

— Как они думают дать отсюда деру?

— Покинув свои камеры, они поднимутся на крышу тюрьмы по пожарной лестнице, откуда их заберет

вертолет.

— Как-то просто и нагло получается, — высказал Лапа свое мнение.

— На этом все и построено. Неожиданность, наглость — главные наши факторы, — согласился с ним

Связник.

— Когда им понадобится моя помощь?

— Я не в курсе подробностей, пойду узнаю.

Возвратившись минут через десять к Лапе, Связник сообщил:

— Наш человек, который должен отвлечь охрану на себя, заступает на дежурство в ночь на послезавтра.

Поэтому послезавтра без двадцати два вы должны выпустить их из камеры. Вы в какой камере содержитесь?

— В триста семнадцатой.

— Они сидят отдельно друг от друга, а поэтому вам надо будет открыть триста первую и триста двенадцатую.

— Они одни сидят или нет?

— Нет, с ними еще несколько человек парится.

— Пусть предупредят своих сокамерников, чтобы после их ухода не боговали и не шумели.

— Конечно предупредят, — заверил его Связник, — если желаешь, то они не возражают взять тебя с собой.

— Скажи им от меня спасибо за предложение, но я предпочитаю покинуть тюрьму через ворота, если, конечно, удастся это сделать.

— Ну, как хочешь, хозяин — барин, — не стал уговаривать его Связник.

— Пускай предупредят всех зеков, чтобы сохраняли спокойствие на этой неделе и не боговали. Теперь

возникла вот какая петрушка: если я выпущу из камер только твоих друзей, которые смоются, а сам останусь, то

следователю будет не так трудно докопаться и вычислить, кто сделал им такую услугу, и пришпандорить мне

новый срок к тому, который я могу получить по своему делу.

— Как он может тебя вычислить? — удивленно поинтересовался Связник.

— Проведет трассологические экспертизы ригелей замков наших камер, обнаружит на них одинаковые следы

отмычки и — хенде хох оставшемуся, то есть мне.

— Как же тогда нам быть? — растерянно спросил его Связник.

— Этой ночью мне придется здорово поработать. Я пройдусь от трехсотой камеры подряд до трехсот

двадцатой и поработаю в их замках отмычкой. Если все пройдет хорошо, то послезавтра моя работа упростится.

— Толково придумал, пахан. Я передам своим твою затею, если не помогут, то поболеют за тебя, —

пообещал Связник.

— Давай теперь уматывай и без дела больше ко мне не подваливай.

Для Лапы открыть отмычкой замок на двери камеры было такой же простой задачей, как зубному врачу

вырвать у своего пациента больной шатающийся зуб. Поэтому его больше всего беспокоили побочные факторы и

не помешает ли ему кто осуществить свою часть задания. Сорок часов, оставшиеся до начала операции, так

захватили его подготовительными работами и размышлениями над ними, что он полностью отключился от той

проблемы и беды, из-за которой попал в тюрьму. Тем более что Золтан Кройнер, исчерпав все свои возможности

воздействия на него, оставил его в покое. Теперь Лапа только ждал, когда ему будет суд за совершенное

преступление.

В последний день перед побегом из тюрьмы двоих мафиозных авторитетов, с которыми Лапа близко так и не

познакомился, хотя они неоднократно обменивались между собой дружескими, понимающими взглядами, к нему

на мгновение подошел Связник и незаметно передал маленькие наручные часы, сказав, чтобы он действовал

точно по времени.

— Само собой разумеется, — заверил его Лапа. — Ты им скажи, если вдруг завалятся, чтобы меня не тянули

за собой.

— Они не новички в этом деле и сами понимают, как себя вести, — заверил его Связник.

— Ты не философствуй, а делай то, что я тебе говорю, — сердито прошипел на него Лапа, — если не хочешь

срыва операции по своей вине.

— Что мне, трудно напомнить им об осторожности? — шарахнулся от него испуганный Связник.

В половине второго Лапа покинул свою камеру, надев на ноги только носки, чтобы своей обувью не грохотать

по металлическим переходам и лестницам.

Отмычкой, сделанной из спицы, он открыл триста первую и триста двенадцатую камеры, закрыв их опять на

замок за покинувшими их заключенными. Обменявшись рукопожатиями с беглецами, он провел их до чердачного