Собор Дарвина. Как религия собирает людей вместе, помогает выжить и при чем здесь наука и животные

Изучение эволюции – это во многом изучение компромиссов. Улучшение каких-то свойств сопряжено с ухудшением других, что отчасти объясняет, почему жизнь являет собой различие форм, а не один «универсальный» вид. И как же надлежит подойти к двум видам реализма, фактическому и практическому? Проявить уважение и пойти на компромисс. Знание фактов о физической и социальной среде во многом полезно. Все люди (да, и самые «примитивные») обладают этим знанием и могут выразить его по меньшей мере в некоторых ситуациях – как, например, наш балийский крестьянин, рассуждавший в главе 4 о борьбе с вредителями. Впрочем, одного лишь знания фактов не всегда хватает для того, чтобы мотивировать на адаптивное поведение. Иногда системы верований, выраженные в символах, расходятся с фактической реальностью – и прекрасно при этом преуспевают. К тому же эффективность некоторых символических систем явно требует веры в то, что они верно трактуют факты. Создание системы символов, нацеленных на мотивирование деятельности – задача существенно иная, нежели получение точных знаний о фактах, связанных с физической и социальной средами. Но, так или иначе, человеческий разум должен в лучшем виде решать обе задачи, пусть они отчасти и мешают друг другу.

Как именно достигать компромисса – это каждый решает сам. Об этом предмете, насколько мне известно, мало кто рассуждал в формализованных представлениях (Wilson 1990, 1995). Возможно, обе формы знания развиваются путем слепой эволюции, а не через когнитивный процесс. Люди поверят во все, и те, кто верно соотносит два реализма, фактический и практический, вытесняют тех, кто ошибся в оценке того или иного. Есть и другая возможность: она сводится к тому, что любой индивид обладает в высшей степени сложными психическими модулями, благодаря которым он способен получать знания о фактах и строить системы верований, основанные на символах, и какой-либо из этих модулей, в зависимости от ситуации, подчиняется другому. Возможно, в любом религиозном фанатике тихо живет практичный реалист, которому важны только факты. Третья возможность – разделение труда между индивидами. Старк и Бейнбридж (Stark and Bainbridge 1985) обращают внимание на то, что атеисты существовали на всем протяжении истории, в том числе и в так называемых «примитивных» обществах. Вероятно, то, что выглядит соперничеством верующих с неверующими, на самом деле олицетворяет здоровый баланс между двумя упомянутыми видами реализма – и этот баланс сохраняет устойчивое единство социальных групп. Вместо того чтобы считать религию однозначно отрешенной от этого мира и усматривать в этом слабоумие, нам нужно выяснить, как во всех человеческих социальных организациях достигается компромисс между двумя видами реализма – и как с ним лучше всего обходиться в будущем.

Наука и общество

Пока что мы достигли прогресса в том, что обрисовали общие очертания теории систем, объединяющих людей в группы – но мы так и не сумели найти в религии что-либо уникальное. Возможно, нам повезет больше, если мы попытаемся определить уникальные особенности науки. Интересно будет допустить, что наука уникальна только в одном – в своей выраженной приверженности фактическому реализму. Конечно, и любая другая объединяющая система считает фактический реализм важным и даже существенным – но при необходимости подчиняет его практическому реализму. И только наука – в самом идеалистическом смысле этого слова – старается исключить компромисс, явно ставя своей целью развитие фактического знания. Можно было бы сказать, что фактическое знание – это бог науки. А во всем прочем наука, возможно, совершенно схожа с другими объединяющими типами организации социума, в том числе и с религией.

Из этого допущения проистекает несколько следствий. Во-первых, наука сама по себе не возникает. Вероятно, человеческий разум намного лучше подчиняет фактический реализм практическому – а не наоборот. А достичь идеала истинного ученого, который рассматривает только факты без учета их практических следствий – это все равно что достичь идеала в лице Иисуса, Мухаммеда или Будды. Лучшее, что может сделать наука – как деятельность, направленная на поддержание социального порядка, – это внедрить систему верований и практик, способную направить людей к идеалу. Мы, конечно, знаем, что культура науки наполнена священными символами, самовосхвалениями и довольно эффективными механизмами социального контроля. Может показаться, что я унижаю достоинство науки, когда вот так сравниваю ее с религией, но я, напротив, думаю, что наука могла бы получить немалую выгоду, став в своих определенных проявлениях более религиозной – при условии, что она сохранит свое отличие от религии в отношении заявленной цели и продолжит увеличивать фактическое знание. Как и любой другой объединяющей системе, науке нужна действенная структура, порождающая дух общности.