Собор Любви

Про сестру мне бабушка
Рассказала это:
«Собиралась Аннушка
Замуж за поэта,

Молодого, нищего,

Земляка с Рязани,
С синими глазищами,
Что навек связали.

Как быть осторожнее,

Если в одночасье
Лишь в своём Серёженьке
Разглядела счастье?

У сестры душа поёт,

Свадьба близко, вроде,
Только вот отец её,
А мой дядя – против…»

Дядя моей бабушки,

Сам Роман Изряднов,
Брал слова, что камушки,
И кидал их: «Зря, мол…

Нам поэт разрушит лад,

Он ведь – одиночка…»
Аннушка не слушала —
Родила сыночка.

Записав Георгием,

Дома звали Юрой.
Вместе люди гордые
С тонкою натурой.

Стал период тот лихой

Им всего дороже —
Лучших семьдесят стихов
Написал Серёжа.

По издательствам везде

Их носил без толка.
Затерялся он в Москве —
Что в стогу иголка.

«Но пишу я хорошо!

Мне б открыться миру…»
Как-то вечером пришёл
Хмурый на квартиру:

«Не печатают стихов

Ни к какому сроку.
Город будто бы глухой…
Я поеду к Блоку!..»

Блок же был, что полубог,

В северной столице,
Так в поэзии высок —
И не подступиться.

Аннушка могла сказать:

«От дитя куда ты?»
Но блестят в его глазах
Роковые даты.

И она, скрывая дрожь,

Из угла – всё лики,
Говорит: «Езжай, Серёж,
Ты – поэт великий…»

Он в ответ: «Давай со мной!..»

Взгляд – Ока и Волга.
«…Или – жди меня домой…
Я вернусь, недолго…»

И уехал. Там, где Блок,

Клюев да богема,
Закрутился… И не смог…

То другая тема.

Последний романтик

Проснулся он навстречу песне новой
И жизни суть увидел изнутри,
Пока смотрел, как лист дрожит кленовый,
Клюют в снегу рябину снегири.

Рисунки эти на стекле он вытер

И улыбнулся важности того,
Что привело его в холодный Питер
В доверчивости сердца своего.

Взял телефон, молился каждой цифре,

Один, один… У всех – свои дела.
Она давно уже была на Кипре.
Или в Москве. Но трубку не взяла.

Читал стихи псалмов, плясали строфы,

Ять виделся, как твёрдый, мягкий знак,
И плавали в глазах Мариенгофы
Да Эрлихи, которых он не знал…

Таинственный ли чёрный посетитель

В душе навек оставил чёткий след,
Но воссияла белая обитель,
Когда стемнело и включили свет.

Окно от жара внутреннего взмокло,

И снова, проступив между портьер,
Вся жизнь цвела рисунками на стёклах
В гостинице с названьем «Англетер».

Песня срезанного камыша

В. В. Маяковскому и С. А. Есенину

1.