Собор памяти

   — Ты так торопишься завершить заказы, что твои ученики работают без обеда? — спросил Леонардо, входя в комнату. Сегодня вечером за столом сидели только Андреа, его сёстры, кузины, племянницы и племянники, а также — Лоренцо ди Креди, Никколо, старший подмастерье Франческо, Аньоло ди Поло и Нанни Гроссо. Аньоло и Нанни, старшие ученики, были любимцами Андреа.

   — Я подумал, не пообедать ли в кругу семьи, — отозвался Андреа; он явно чувствовал себя не в своей тарелке. — И кроме того, Леонардо, я тороплюсь закончить заказы... особенно запрестольный образ для добрых монахов из Валломброзы.

Эти слова вызвали нервный смешок Аньоло ди Поло, недруга Леонардо. Они были схожи характерами, но Леонардо более одарён, и Аньоло вечно ему завидовал.

   — Но с этим заказом всё в порядке, — заметил Лоренцо ди Креди, писавший для Леонардо панно «Святой Донат и сборщик податей».

   — Леонардо, а ты работал над образом? — спросил Андреа. В голосе его слышалась какая-то резкость, словно он был зол на Леонардо... словно подстёгивал его.

Леонардо вспыхнул.

   — Я закончил predella[103] Сан Доминго, осталась только голова святого Евстафия. Наш дорогой Лоренцо ди Креди был так добр, что обратил свой немалый талант на заказ, пока я занимался... исследованиями.

   — У тебя обязательства перед predella, — сказал Андреа с необычным для него жаром.

   — У меня обязательства перед твоей bottega и тобой. — Леонардо так резко повернулся к нему, что едва не опрокинул стол.

   — Что-о?..

   — Эти исследования приносят немалый доход в твою мошну, маэстро. Зачем заставлять меня писать, если Лоренцо может делать это не хуже?

   — Затем, что эта работа не Лоренцо, а твоя, — ответил ему Андреа. — Ты старший ученик.

   — А как ты провёл сегодняшний день, если не писал и не ваял? — спросил у Леонардо Аньоло.

Леонардо ответил без малейшего сарказма:

   — Я продолжал занятия анатомией в больнице, синьор Аньоло. Знаешь ли ты, что когда человек стоит с протянутой рукой, то она чуть короче, если ладонь обращена вниз, чем когда повёрнута вверх? Я проанатомировал руку и насчитал тридцать костей, три — в самой руке и двадцать семь — в кисти. Меж кистью и локтем — две кости. Когда поворачиваешь руку вниз, вот так, — он показал движением левой руки, — то две кости скрещиваются таким образом, что кость с внешней стороны руки косо ложится на внутреннюю. Ну, а теперь скажи — разве не нужно знать это тому, кто работает с кистью и резцом?

Аньоло нахмурился и покачал головой.

   — Да зачем же это надобно?

   — Писать... да и ваять верно.

Аньоло покраснел.

   — А по-моему, тебе любое средство хорошо, лишь бы за холстом не сидеть! — выпалил он под всеобщий смех.

   — Я говорил в больнице с одним стариком. — Теперь Леонардо обращался уже к Андреа. — Его кожа была жёсткой, как пергамент, он жаловался на слабость и холод.

Через несколько часов он умер; и когда я вскрыл его, то обнаружил причину его слабости и холода, а заодно — почему у него был такой высокий резкий голос. Его трахея, ободочная кишка, да и весь кишечник высохли, а в вене под ключицей были камни размером с зубчик чеснока. И изо всех вен сыпалось что-то вроде шлака.

   — Дядя Андреа, если маэстро будет продолжать, меня стошнит, — заявила одна из племянниц Верроккьо, девочка лет двенадцати.

   — Тогда возьми тарелку и уйди в другую комнату, — мягко посоветовал ей Андреа. Затем улыбнулся и кивнул Леонардо, давая знак продолжать.

   — Артерии были толстыми, а некоторые и совсем перекрыты, — сказал Леонардо, как будто его и не прерывали.

   — Вот как? — отозвался Андреа.

   — Мне кажется, старики слабеют и замерзают оттого, что кровь более не может свободно течь по перекрытым протокам. Врачи настаивают, будто всё дело в том, что с годами кровь густеет, — но они ошибаются. Они думают, что можно узнать обо всём на свете, только читая «De Medicina»[104] и «De Utilita»[105].

Андреа кивнул с заметным интересом, но вслух сказал:

   — Леонардо, мне нравится такое усердие, но, боюсь, как бы ты снова не стал мишенью для нападок и пересудов.

   — Я не единственный художник во Флоренции, изучающий анатомию.

   — Но ты один, как говорят, не боишься Бога.

   — Кто это говорит?

   — Хотя бы я, — сказал Аньоло.

Леонардо резко повернулся к нему, но тут вмешался Андреа:

   — Аньоло, изволь выйти из-за стола.

   — Но я...

   — Сейчас же! — Когда Аньоло ушёл, Андреа сказал: — Когда мы закончим, я хотел бы перемолвиться парой слов с Леонардо.

Эти слова послужили сигналом к окончанию ужина, но прежде чем сотрапезники распрощались с Андреа, он махнул им рукой, призывая задержаться.

   — Но сперва, — продолжал он, — я должен сделать объявление. Поскольку вы все — члены моей семьи, — при этих словах он взглянул на Франческо и Леонардо, — я хотел бы, чтобы вы первыми услышали эти новости.

Франческо обеспокоенно подался вперёд.

   — Всем вам известно о моих неладах с венецианцами, — продолжал Андреа.