Собор памяти

Когда они вошли в салон на втором этаже, Тосканелли стоял перед собравшимися и держал речь. С верхней ступени лестницы Леонардо видна была его спина. Тосканелли излучал энергию, что было большой редкостью в его bottega. Его слушатели, всё внимание, сидели на стульях с мягкими подушками. Бенедетто Деи и Пико делла Мирандола улыбнулись Леонардо, Куан Инь-ци кивнул. Он был в пышных одеждах и цилиндрической, на китайский манер, шляпе. Бенедетто и Пико курили деревянные трубки длиной футов по пять, и их одеяния цветного шёлка были подпоясаны витыми золотыми шнурами. Слуги в кафтанах г и тюрбанах, стоя рядом с ними, набивали и раскуривали трубки.

На почётном месте восседал человек, которого когда-то Симонетта представила как посла калифа вавилонского — Деватдар Сирийский. Подле него стояли вооружённые слуги и несколько женщин, светлокожих и смуглых, в розовых платьях, шёлковых головных уборах и узорчатых вуалях, только подчёркивавших красоту их удлинённых глаз. Деватдар обратил на Леонардо пронзительный, словно оценивающий взгляд.

Сидели там и другие, богатые и почтенного вида итальянцы; но все они бледнели рядом с роскошно одетым Деватдаром и его свитой.

   — Леонардо, — сказал Тосканелли, оборачиваясь, — приветствую. — И он представил Леонардо Деватдару Демурдашу аль Каити, который чуть склонил голову и сказал:

   — Так ты и есть Леонардо да Винчи. — Говорил по-итальянски он хорошо, без акцента. Поблескивая в улыбке ровными красивыми зубами, он продолжал: — Я наслышан о тебе, мастер Леонардо, да, наслышан...

   — Тогда у вас преимущество передо мной, — сказал Леонардо.

   — Разумеется. — Деватдар поднялся, словно собираясь уступить своё место Леонардо. Он был огромен и внушителен: глубоко посаженные глаза, полные губы, бритые щёки и чёрные борода и усы. Те офицеры и женщины из свиты Деватдара, которые сидели вокруг него, разом вскочили, будто вознамерившись все стулья в салоне передать в распоряжение Леонардо, Никколо и Тисты.

Возникла мгновенная неловкость, и Тосканелли, заглаживая её, воспользовался моментом, чтобы представить Леонардо, Никколо и Тисту другим гостям; похоже, особенно ему хотелось, чтобы Леонардо познакомился с его protege[107] из Генуи Кристофоро Колумбусом и инженером Бенедетто д'Абакко, которого прозывали Арифметико.

Когда Леонардо, Тосканелли и Деватдар наконец уселись рядом, Тосканелли вздохнул — словно представление, устроенное им для Деватдара, утомило его. Он вытер свой крупный нос и взглянул на Леонардо — мягко, в отличие от Деватдара.

   — Леонардо, я позволил себе вольность познакомить его светлость с твоими изобретениями... и твоим письмом Великолепному.

   — Я нашёл их весьма интересными, — заметил Деватдар.

   — О чём ты говоришь, маэстро pagholo? — спросил Леонардо.

   — О твоих военных изобретениях — бронированных повозках, взрывающихся стрелах, машинах, что могут летать и сбрасывать гранаты на врага, чтобы убивать и вносить замешательство, — пояснил Деватдар. — О да, маэстро Леонардо, это очень интересное письмо. А если к тому же ты действительно можешь сделать всё это — это было бы куда интереснее.

   — Но как это письмо попало к тебе? — Леонардо обращался к Тосканелли, упорно пропуская мимо ушей слова Деватдара.

   — В этом повинен я, Леонардо, — сказал Пико делла Мирандола. Говорил он глухо, всегда бледные щёки горели. — Я знал о твоём письме и рассказал о нём маэстро pagholo. Маэстро попросил показать ему письмо.

   — А Лоренцо? — спросил Леонардо.

   — Он считает тебя художником, Леонардо. Он не видит в тебе инженера.

   — Но он же знает о моих изобретениях.

Пико засмеялся.

   — Он — Лоренцо. Он сам выбирает, что знать и что видеть. А после смерти мадонны Симонетгы...

   — Леонардо, Пико, — вмешался Тосканелли, — вы неучтивы к нашему почтенному гостю.

   — Вовсе нет, — возразил Деватдар, — я вижу, маэстро Леонардо расстроен, и готов просить прощения, ибо в этом есть моя вина... Айше!

Женщина в вуали бесшумно подбежала к нему. На ней был длинный жилет с глубоким вырезом, обнажавшим половину полной груди. Меж грудей у неё была татуировка — голубые круги; длинные изящные пальцы были красными от хны. Голову её скрывала шёлковая накидка, глаза были подведены. Хотя лица её было не разглядеть — только тёмные блестящие глаза, — Леонардо решил, что она красива.

Деватдар заговорил с ней по-арабски и кивнул на Леонардо.

   — Маэстро Тосканелли был столь любезен, что позволил мне развлекать его и его гостей, — сказал Деватдар. — Я настаиваю, чтобы мне было разрешено возвратить часть тех почестей, которые он оказывает мне и моей свите всякий раз, когда я посещаю ваш прекрасный город. А потому сейчас вы попробуете наш кофе из Эль-Ладикийи, ароматизированный серой амброй, — пейте его, вдыхая дым из своих трубок.

   — Этот дым пьянит, — сказал Пико, и Леонардо лишь сейчас понял, что его друг пьян. Человек, сидевший подле Мирандолы — его представили как Кристофоро Колумбуса — тоже выглядел захмелевшим. Лицо его горело.

   — Мы называем это снадобье — гашиш, — сказал Деватдар. — Мне, когда дым наполняет мои лёгкие, нередко являются джинны... Ты их ещё не видишь?