Собор памяти

Поскольку Леонардо нечего было делать в пушечных мастерских, он обшарил студию Зороастро. Он читал заметки Зороастро, изучал его модели и уже готовые машины. В считанные минуты он разобрался в хаосе, царившем в студии, словно эта студия принадлежала ему — в определённом смысле так оно и было. Зороастро стремился стать Леонардо и почти преуспел в своём стремлении — Леонардо с трудом отличал его идеи от своих собственных. Зороастро придумал свои виды катапульт, баллист и конических снарядов; он создал машины, швырявшие камни, и арбалеты с несколькими тетивами; но более всего Леонардо захватила самодвижущаяся тележка, которая была спрятана в чулане, обнаруженном им по чистой случайности. Это было целиком и полностью творение Зороастро, однако зубчатая передача с разными трансмиссиями казалась Леонардо такой знакомой, словно он сам придумал её.

Да, здесь Зороастро наконец стал самим собой, и только теперь Леонардо до конца понял своего друга. Он потерял родственную душу; чертежи и механизмы в этой студии не были делом рук подражателя. Леонардо как будто отвернулся, когда убивали его самого; и когда он — безмерно усталый, почти дремлющий — видел мысленным взором своего друга и вспоминал разные случаи из прошлого — он ощутил на себе свой же осуждающий взгляд.

Словно вновь сжигали его горящие глаза отца.

Насколько уродлив был Зороастро, настолько красив Леонардо. Однако Зороастро был зеркалом Леонардовой души. Та хитрость и себялюбие, которые Леонардо видел в своём друге, были частью его самого. Опустившись на колени перед машиной Зороастро, окружённой железными и деревянными конструкциями, словно разными статуями самой Святой Девы, Леонардо заснул.

И во сне чудился ему скрежет шипастой железной колыбели, которая падала вниз, протыкая сердце и лёгкие Зороастро.

Он проснулся в комнате Зороастро, в постели Зороастро. Должно быть, стражники отнесли его сюда по приказу Бенедетто. В подсвечниках оплывали свечи, что-то стучало снаружи по двери спальни — вероятно, пика стражника. Леонардо вновь уснул, ему приснился сон.

Быть может, стук пики дал толчок именно такому сну, потому что дверь спальни отворилась, и вошла Джиневра. Она разделась около постели и скользнула под шёлковые покрывала, рядом с Леонардо. И когда её тело, пахнущее розами и потом, оказалось рядом с ним, он проснулся.

   — Джиневра?! — Леонардо отпрянул, не веря и страшась, ибо не признавал существования ни духов, ни привидений, ни джиннов — однако перед ним, во плоти, была Джиневра. Он протянул руку и коснулся её лица. Она была настоящая, живая, но чем дольше смотрел на неё Леонардо в мечущемся отблеске свеч, тем яснее видел, что это конечно же не Джиневра. Лицо у неё было чуть мягче, губы уже, не такие пухлые и жадные, глаза не зелёные, а чёрные; и тем не менее абрис лица, сочетание пропорций глаз, носа и губ принадлежали Джиневре. Конечно, сама её внешность была совсем другой, и волосы, хотя и выкрашенные хной, от природы были каштановыми; и тем не менее с первого взгляда это была Джиневра. Даже теперь, когда Леонардо понял, что перед ним всего лишь дешёвая подделка, сердце у него колотилось так бешено, что эхо гулкого стука отдавалось в ушах.

   — Маэстро Зороастро считал, что я похожа на эту женщину, — сказала она по-арабски, словно отвечая на его невысказанный вопрос.

   — Его женщину? — спросил Леонардо.

   — О нет, я знаю, она любила тебя, он рассказал мне об этом. Он всё рассказал мне, и о том, какой ужасный вред причинил он вам обоим. Но он тоже любил её. Так он говорил мне; но я всё же думаю, что он, наверное, любил и меня.

   — Не сомневаюсь, — саркастически сказал Леонардо.

   — Ты говоришь так из жестокости или искренне? — спросила она.

Леонардо заметил, что она дрожит.

   — Чего ты боишься? — спросил он.

Женщина смотрела на него прямо, не отводя глаз, но молчала.

   — Тебя прислал ко мне Бенедетто?

Она кивнула.

   — Он тоже любил тебя?

Она отвела взгляд.

   — Зачем Бенедетто прислал тебя ко мне?

   — Отвечать на твои вопросы.

   — О Зороастро?

Женщина пожала плечами.

   — Бенедетто сказал, что вы с ним больше не увидитесь, разве что во Флоренции.

   — Почему?

   — Он уплатил свой долг.

   — Какой ещё долг? — спросил Леонардо.

   — Долг эмиру Куану, который спас ему жизнь.

   — И Бенедетто уже знает, как добраться домой?

   — Да, маэстро, — сказала она. — Ты хочешь отправиться с ним?

   — Скажи твоему господину, что мои обязанности удерживают меня здесь.

   — Он не мой господин, — сказала женщина. — Мой господин — ты. — И с этими словами она придвинулась ближе, положила голову на согнутый локоть Леонардо, как ребёнок, обнажив этим движением изгиб спины и шеи; под бледной кожей проступали бугорки позвонков. — Ты возьмёшь меня с собой?

   — А ты знаешь, куда я отправляюсь?

   — Да, — сказала она, поднимая голову и прямо глядя в его глаза. Она ласкала его грудь и живот окрашенными хной пальцами; быть может, Зороастро находил этот цвет возбуждающим.

   — Если ты знаешь это, почему хочешь покинуть дворец?

Она не ответила.

   — Тебе здесь грозит опасность? — спросил он.

   — Я была рабыней предателя.

   — Но теперь ты ведь будешь моей рабыней?

Она кивнула.