Собор памяти

— Кто бы это мог быть — в такое время? — проворчал Верроккьо и послал одного из учеников вниз — выяснять. Мгновение спустя запыхавшийся мальчишка примчался назад и объявил, что внизу дожидаются блестящие дамы и господа, и среди них — правители Флоренции, братья Лоренцо и Джулиано Медичи. Верроккьо заторопился вниз, но не успел он спуститься, как послышался голос Лоренцо — он поднимался по лестнице, фальшиво и громко распевая песенку собственного сочинения:

Помни, что во цвете лет,
Юн не будешь бесконечно.
Нравится — живи беспечно:
В день грядущий веры нет.

Лоренцо и его брат Джулиано, пыхтя и смеясь, вошли в комнату и только тогда пропели второй куплет. Лоренцо любил развлечения, и, куда бы ни шёл, его сопровождали остряки, поэты и философы. Лоренцо и сам был даровитым поэтом: он писал ballate[14], canzoni di ballo[15] и canzoni carnascialesche[16]. Вся художественная жизнь Флоренции находилась под его влиянием. Любил он и фривольные стихи, пьесы, приёмы и маскарады; часто устраивал карнавалы для всего города.

   — Ага, — сказал Лоренцо, войдя, — мой художник Андреа устраивает вечеринку, но нас не приглашает. А кто, спрошу я вас, может любить его больше Медичи? — Лоренцо картинно протянул к Андреа руки, а потом обнял его, словно он был членом семьи.

Лоренцо был одарён, обаятелен, чарующ — и уродлив. Одет он был не вычурно, но богато, в zuppone[17] и без куртки. Нынче ночью горожане и крестьяне, собравшиеся на улицах в ожидании шествия, должны были принимать его за своего. На его грубом лице выделялся большой приплюснутый нос. К тому же у него снова обострилась экзема, и его подбородок и щёки покрывал розоватый налёт. У него была бычья шея и длинные прямые каштановые волосы, но держался он с таким достоинством, что казался выше тех, кто его окружал. Привлекательнее всего были его глаза, они смотрели так пристально и дружелюбно, точно видели насквозь и вещи и людей. Его брат Джулиано был; напротив, на удивление красив, с девически нежным лицом и каштановыми кудрями.

Рядом с Лоренцо и Джулиано стояли Анджело Амброджини Полициано — поэт, философ и близкий друг Медичи — и Луиджи Пульчи, выдумщик и поэт. Лудовико Сфорца, брат герцога Миланского и гость Медичи, расположился рядом с красавицей Симонеттой Веспуччи; поговаривали, что она любовница Лоренцо, но уверенности в том не было ни у кого; Джулиано же сходил по ней с ума.

   — Благодарение Господу, что Симонетга не сошлась с этим боровом Сфорца, — сказал Сандро. — Его братец ничто так не любит, как трупы. Говорят, последней своей бабёнке он загнал в грудь гвоздь и сидел рядом, покуда не дождался её предсмертного хрипа. Думаешь, Лудовико лучше?

После этих слов Сандро оставил Леонардо и устремился к Симонетте. Ни для кого не было секретом, что он тоже влюблён в неё. Точнее говоря, он был одержим ею, и Леонардо гадал, может ли Сандро писать чьё-либо другое лицо, кроме лица Симонетты, ибо она стала чем-то вроде подписи в последних работах Боттичелли. Она была Флорентийской Венерой, самой обожаемой женщиной города.

Женщины любили её не меньше, чем мужчины: она была нежна и воздушна, образец земных добродетелей и классической красоты. Она не подводила почти незаметных бровей, и это придавало её лицу выражение вечного удивления. В открытом шёлковом платье с прорезными, на венецианский манер, рукавами, выставлявшем напоказ её светлую кожу и пышную грудь, в золотом с сапфирами ожерелье она казалась воплощением моды.

Она прямо взглянула на Леонардо и улыбнулась.

Сандро Боттичелли, близкий друг Медичи, обнял Джулиано и покружился с Лоренцо, рисуясь перед Симонеттой, которая позволила ему обнять себя.

   — Итак, Андреа, — сказал Лоренцо, обращаясь к Верроккьо, — я вижу, твой музыкант дома.

   — Вы про моего ученика, Леонардо? — Андреа обернулся, взглядом нашёл Леонардо и поманил его к себе. — Он работал со мной в ваших садах, восстанавливал статуи.

   — Я так и понял, — сказал Лоренцо, улыбаясь Леонардо. — Он щедро одарён Господом, однако мы слыхали, что любознательность порой мешает ему выполнять заказы. Добрые монахи Святого Бернарда потеряли терпение, дожидаясь, пока ты продолжишь свою дивную работу у них в алтаре. Вот что бывает, милый Лудовико, — Лоренцо похлопал гостя по плечу, — когда Бог расточает свои дары. — Тут он обратился прямо к Леонардо: — Я узнал, что ты изобрёл лиру, коей нет равных. Из-за неё мы и пришли... а также, разумеется, чтобы проведать своих дорогих друзей. Но прекрасная Симонетта пожелала увидеть это чудо и услышать твою игру. Разве могли мы ослушаться?

Леонардо поклонился своим покровителям, и его представили Лудовико — коренастому и тяжёлому, со смуглой кожей и блестящим шлемом тёмных волос. Симонетта взяла Леонардо за руку и под завистливыми взглядами остальных проговорила:

   — Ну же, Леонардо! Покажи нам свой инструмент.