Собор памяти

Конь рухнул под ним; Леонардо повалился назад, упав рядом со своей белой кобылой, бившейся в предсмертных судорогах. Турок снёс ей голову ударом, предназначавшимся Леонардо, и кровь струёй хлестала из шеи. Залитый кровью, Леонардо поискал взглядом турка — непостижимо, но тот вновь мчался на него, стремясь разрубить надвое. Меч Леонардо торчал у него из-под мышки — точно клинок не вонзился в тело, а янычар сам удерживал его.

Леонардо встал, оскальзываясь на чьих-то внутренностях, лихорадочно огляделся в поисках хоть какого-то оружия. И в этот миг он одним взглядом охватил все подробности ярившейся вокруг него битвы, словно время и вправду остановилось, словно он, Леонардо, был всевидящим, превыше смерти, боли и страха: тысячи солдат сошлись в рукопашной, воюющие фаланги протыкали друг друга двенадцатифутовыми копьями, рубили топорами и скимитарами, всадники топтали и крушили пехоту, без разбора и своих и чужих, ища врагов себе по плечу, и стрелы, безразличные, кого убивать, свистели в воздухе свою смертоносную песнь, кося всех подряд с бесстрастием Черной Смерти.

Янычар был уже близко.

Казалось, что он и на свет появился лишь затем, чтобы прикончить Леонардо. Леонардо пробежал несколько шагов, выдернул меч из груди раненого турка, прикончив его одним ударом, и вскинул меч над головой, целя в коня янычара. Он ощутил порыв тепла и силы, затем онемение; снова время застыло, и как ни мечтал он скрыться в прохладном сумраке собора памяти от неминуемой, казалось, смерти, он бросился в атаку.

Рядом с турком вдруг возник Хилал, искусным ударом вонзил скимитар в его шею, затем содрал с турка шлем и обезглавил его. Он швырнул голову в Леонардо, и тот отскочил вбок.

Хилал поймал поводья янычарского коня.

— Маэстро, — сказал он, — нужно бережнее обходиться с дарами калифа. — Он имел в виду убитую белую кобылу. — Прими это как меньший дар. Поспеши. — Рядом со своим господином возник Миткаль и смотрел на Леонардо, оскалясь в усмешке.

Пристыженный, Леонардо взобрался в седло турецкого коня, который был поменьше, зато чудесно послушен каждому его движению. Вслед за Хилалом он поскакал, срезая угол, через заросли; потом они пробились через пикинёров, которые сразу набросились на них; они убивали и калечили всех, кто подворачивался им на пути, и казалось, что кровь стала чем-то обыденным и привычным, словно Леонардо каким-то образом очутился в одном из своих военных набросков; и Миткаль, как бы ни был он мал ростом и годами, оказался лучшим воином, чем многие взрослые мужчины. Он был вооружён двуострым копьём и умело бил им в лица всадников и пеших, что пытались стащить его с седла.

Впереди была река, наносами грязи разделённая на несколько потоков. Турки в большом количестве переправлялись через неё, не сдерживаемые уже никем; вместо того чтобы бить по наиболее уязвимому сейчас врагу, лучники предпочитали спасать свою жизнь. Эскадрон за эскадроном всадники и пешие пересекали реку, до пояса покрытые густым слоем грязи, словно она была частью их обмундирования. При виде их Леонардо испытал единственное желание — бежать; казалось, что вся эта масса вопящей воинственной плоти устремлена только на него с одним желанием его уничтожить. Персы дрались с врагами прямо в реке — их сбросили с берега, где они прежде положили стрелами не одну тысячу турок. Стрелы всё ещё свистели вокруг, падая на землю перед Леонардо, жужжа как огромные мухи — но это уже стреляли турки. Персы терпели поражение, и когда турки хлынули с берегов и из речных рукавов, центр персидского строя начал поддаваться.

Персы гибли сотнями; земля была покрыта трупами, громоздившимися друг на друга, их топтали люди и кони, и убитые становились частью пейзажа, теряя личные черты; их кровь, хрящи, кишки впечатывались в землю точно окаменелости.

   — Хилал, куда ты ведёшь меня? — прокричал Леонардо в ужасе, потому что ни на минуту не мог опустить меча. Руки у него ныли, в ушах звенело, буйное сердцебиение первой битвы сменилось страхом. Он хотел лишь одного — бежать, ибо чувствовал, что везение отвернулось от него, что он уязвим для любого удара, хоть мужчины, хоть мальчишки, с мечом или копьём.

   — К Уссуну Кассано, если только ты не хочешь отступить и драться вместе с женщинами! — ответил Хилал. Действительно, персиянки тоже участвовали в бою, но их постепенно оттесняли назад, мужчины заменяли их либо первыми принимали на себя предназначенные им удары. — Вот он! — Хилал направил своего коня вбок, предоставив Миткалю разбираться с атаковавшим его конным татарином; копьё Миткаля вонзилось в глаз татарина. Затем мальчик оглянулся на Леонардо и ухмыльнулся, словно всё происходившее было для него только игрой.