Читаем Собор памяти полностью

Собор памяти

— Через несколько часов, через день — да, может быть. Но не сейчас.

— Ты же просто отдаёшь их в руки Мехмеда, — сказал Хилал.

— Возможно, когда с нами будет покончено, Мехмеду некого будет забирать в свои руки.

— А сколько солдат осталось у Мехмеда?

Уссун Кассано едва сдержал вздох и на мгновенье почудился уязвимым.

— Смог бы ты сосчитать капли в океане? Я надеюсь скоро увидеть тебя и твоего повелителя. Мы будем ждать вас в горах. И тогда мы вместе освободим родственницу калифа. — Он поглядел на Леонардо. — И твоего друга, быть может, тоже.

— Он там? — В голосе Леонардо прозвучало нескрываемое отчаяние. — У тебя есть сведения о нём?

— Немного, — сказал Уссун Кассано. — Разве можно верить турку, даже если он говорит под пыткой?

Царь вышел из шатра, и толпа снаружи взорвалась приветственными воплями. Леонардо хотел встать, пойти за ним — и...

Когда он снова пришёл в себя, рука ещё ныла, но в голове прояснилось. Головная боль исчезла, он ощущал разве что лёгкое головокружение. Было тихо, шатёр пронизало мерцающее алое свечение. Леонардо расслышал знакомый скрежет: солдаты ворочали колесо, приводившее в действие пестики пороховой мельницы. Мололи порох.

— Что это за зарево? — спросил он Гутне, сидевшую рядом с ним.

— Сжигают мёртвых.

— Скорее уж можно подумать, что подожгли лагерь.

— Да, очень похоже, — согласилась она.

В свете, падавшем из открытого входа в шатёр, Леонардо различал её лицо. Теперь она не казалась ему жалкой подделкой Джиневры — скорее её сестрой, нет, кузиной, сохранившей фамильные черты, но в более грубом, вульгарном облике. Он ощутил желание, пульсирующий жар в чреслах... и всё же что-то было не так, неправильно.

— Я чую вонь, — сказал он, как бы размышляя вслух. — И порох... Не опасно ли смешивать ингредиенты для пороха, когда...

— Не думаю, что эмир позволил бы делать что-то, в чём нет нужды, — сказала Гутне.

— Так ты знаешь его?

— Он уважаемый человек...

— Хотя и евнух.

— Да, — сказала Гутне. Она сидела, опустив глаза, словно боялась взглянуть на Леонардо.

— Почему? — спросил Леонардо. — Из-за того, что он близок к калифу?

— Я знаю, калиф всем говорит, что Хилал его отец. Может быть, потому... потому, что он в чести у калифа. Но уважения не добьёшься приказом. Его даруют свободной волей. Тебя, маэстро, уважают.

— Кто?

— Царь Персии, — сказала Гутне. — Он оставил тебе свой шатёр.

— В утешение за мой позор.

— Не думаю, — сказала Гутне, и Леонардо притянул её к себе. И всё же он колебался, хотя она с готовностью приникла к нему; он отстранил её, затем прижал к себе с такой силой, что она едва могла дышать. В этот миг он не видел перед собой ни Джиневры, ни Симонетты, ни даже Гутне. Он ощущал лишь жар тупого ненасытного желания и понимал, что это желание воспламенилось в нём оттого, что сегодня он убивал и ранил людей. С ним были жестоки, и он сам был жесток, как человек, который понимает, что потом пожалеет о своих поступках, но остановиться уже не в силах. Если бы Гутне сопротивлялась, он взял бы её силой, обошёлся бы с ней как с теми людьми, которых он убивал рефлекторно, механически, словно работая рычагом или воротом; и она закрыла глаза, когда его пальцы пробрались сквозь курчавые завитки волос на её лоне, и указательный палец вошёл внутрь, проверяя её... и убеждаясь, что желание не увлажнило её. Она знала... знала... И Леонардо ощутил гнев, словно она и в самом деле пыталась отбиваться от него. Желание в нём превратилось в жар, растёкшийся по ногам, по животу, пенис онемел и, едва он попытался войти в неё — безвольно обмяк. Однако желание не исчезло; он чувствовал себя оленем во время гона; похоть пожирала его, но, сколько Гутне ни пыталась помочь ему, его плоть оставалась мёртвой... безразличной... далёкой, как тот огонь, что бушевал у реки, на поле битвы.

Он оттолкнул Гутне, на сей раз мягче, приходя в себя, и поднялся. Одевался механически, не думая. Гутне было принялась опять ласкать его, но он велел ей спать, заверил, что вернётся, что не покинет её, и, уже успокоенный, вышел из шатра и двинулся за пределы широкого оборонительного кольца из близко поставленных пушек, мортир и возов — к кострам, пеплу, обугливающейся плоти.